Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тревитт щелкнул кнопкой.
Новая фотография была расплывчатой, снятой с полным презрением к эстетике. В человеке, запечатленном на ней, было что-то жертвенное. Трагизм его чертам придавала раскидистая поросль кустистых усов на совсем еще юном лице. На тощей шее выпирал кадык. Маленькие глазки смотрели живо и проницательно. Человек выглядел спокойным, несмотря на испуг от неожиданной вспышки.
– Мы полагаем, – начал Тревитт, – что это Улу Бег. Завтра Чарди сможет подтвердить или опровергнуть это. В любом случае, в одном из ранних донесений Чарди по «Саладину-два» он упоминал, что кто-то сказал ему, будто курд учился в американском университете в Бейруте. Английский он, очевидно, выучил в американской школе под Киркуком – она там была неплохая. Такую возможность он, вероятно, получил благодаря стипендии агентства по международному развитию.[11]В те дни AMP обучало половину Ближнего Востока.
– А финансируем AMP, разумеется, мы, так что в конечном итоге это мы обучили его английскому, – заметил Йост.
– Мы считаем, что это фотография Улу Бега в возрасте девятнадцати лет, во время учебы в американском университете в Бейруте. Это фото досталось нам с большим трудом – оно взято из картотеки ливанской полиции. Он был арестован в конце первого года членства в Курдском литературном кружке – это название можно смело заменить на «революционную организацию». Снимок сделан ливанскими полицейскими по требованию иракских чиновников. От ливанцев он без труда ускользнул, и никому больше не удавалось взять его до «Саладина-два».
Лицо внимательно смотрело на них со стены.
Тревитт силился разгадать его. В нем не было почти ничего ближневосточного. Просто лицо пылкого юнца, застывшее в резком свете полицейской вспышки. Наверное, ему было страшно, когда его снимали, он не знал, что происходит, что его ждет. Вид у него немного затравленный и бешеный одновременно. Очень широкие скулы – они придают лицу почти азиатский вид. И нос как клинок, даже анфас, здоровенный костлявый клюв.
– Ключевым документом начиная с этого момента, – сказал Йост, – будет отчет AFTACT 243352-В/«Саладин II». Настоятельно рекомендую тем из вас, кто еще не видел его, ознакомиться с ним в архиве. Те, кто имеет допуск соответствующего уровня, могут также запросить этот документ через свои компьютерные терминалы.
– Знакомый номер, – с легким смешком произнес хорошо поставленный жизнерадостный голос.
Тревитт узнал Сэма Мелмена – это он, будучи начальником финансово-планового отдела оперативного директората, составил AFTACT 243352-В по безрадостным результатам «Саладина II». Знавшие о существовании этого документа между собой называли его «Отчет Мелмена».
Теперь Сэм занимал должность заместителя директора ЦРУ по оперативной работе. Те, кто поддержал смех Сэма, были его нынешние подчиненные, элита управления.
Тревитт видел «Отчет Мелмена»: несколько красных (чтобы предотвратить фотокопирование) машинописных листов дурного качества, собрание отрывочных записей, скупое свидетельство неудачного чрезвычайного происшествия.
– Ты ведь не собираешься зачитать нам его целиком? – поинтересовался кто-то из темноты. – Согласен, положение критическое, но не до такой же степени!
Сэм хохотал громче всех.
– Нет, – успокоил вопрошавшего Йост. – Но мы подумали, что у вас должна быть возможность узнать все обстоятельства.
Этот документ не давал Тревитту покоя, он преследовал его. Чарди вел себя перед Мелменом крайне странно. Тревитт перечитывал отчет снова и снова, пытаясь разгадать его секреты, постичь тайный смысл, скрытый между строк. Бедняга Чарди. Мелмен отчитал его, как мальчишку. Чарди почти ничего не мог сказать в свою защиту и, вызванный давать показания под присягой, мямлил что-то невнятно и виновато, как будто был не в себе или резко поглупел… или играл в какую-то более сложную игру.
Он с легкостью признал все свои нарушения, все ошибки, все просчеты, все недальновидные действия.
Тревитт помнил стенограмму почти наизусть:
Мелмен: Вы действительно вторглись на территорию Курдистана и вели боевые операции? В нарушение всех приказаний, установок, всех писаных и неписаных правил управления. Вы действительно вели боевые операции под личиной курда?
Чарди: Э-э. Да. Наверное.
Мелмен: Мистер Чарди, один источник сообщает даже, что вы были замечены на месте засады, в глубине Ирака, в окрестностях Равандуза.
Чарди: Да. В тот день я подбил танк. Просто мокрого места от него не…
Мелмен: Мистер Чарди. Когда вы строили из себя ковбоя, вам ни разу не приходило в голову, какому оскорблению, какому унижению вы тем самым подвергаете свою страну, в какое неловкое положение поставит ее факт поимки одного из ее тайных агентов на территории финансируемого Советами государства в компании вооруженных повстанцев?
Чарди: Да. Я просто думал, что меня не поймают. (Смеется.)
* * *
– Тревитт! Тревитт!
– Э-э. Да, сэр.
Опять его поймали за витанием в облаках.
– Следующий слайд.
– О. Простите.
Он нажал кнопку, и курд исчез.
Кто-то присвистнул.
– Да уж, хороша, правда? – заметил Йост.
– На разбирательстве Чарди отказался о ней говорить, – сказал Мелмен. – Заявил, что это его личное дело и нас оно не касается.
Фотография Джоанны была сделана совсем недавно. Лицо решительное, честное и немного дерзкое. Нос чуточку крупноват, подбородок излишне волевой, рот слишком прямой. Светлые волосы спутаны, но она этого не замечает. Вся какая-то угловатая. Глаза затемнены большими круглыми очками в роговой оправе, на лоб упал завиток. Вид слегка раздраженный, как будто она куда-то опаздывала или просто была не в духе.
А ведь она красивая, понял Тревитт, только это необычная, суровая красота, непривычное сочетание неправильностей, которые сошлись в этом лице неожиданным и притягательным образом.
– Этот снимок один из ребят из технического отдела сделал на прошлой неделе в Бостоне, где она преподает в альма-матер мистера Мелмена, – сказал Йост.
– Когда я учился в Гарварде, преподаватели так не выглядели.
Снова Сэм.
– Мисс Халл каким-то образом оказалась в Курдистане. Каким именно, нам неизвестно. По возвращении она отказалась разговаривать с чиновниками из Государственного департамента. Но она – ключ ко всему делу. У Чарди был с ней роман, там, в горах.
Слово «роман», донесшееся до Тревитта из темноты, в которой Йост казался лишь смутным силуэтом, звучало из его уст как-то странно: обычно Йост не любил пускаться в рассуждения относительно определенной области человеческого поведения, включая любовные и сексуальные отношения. Он был приверженец фактов и цифр. И все же он произнес это слово, как будто выдавил из себя.