– А как ты объяснишь его происхождение? – невозмутимо спросил третий.

Они с убийцей неотрывно смотрели на банкира и ждали ответа.

– Скажу, в антикварном магазине купил. Там продают. Не во всех, но я на самом деле видел кольца. Только мне пока ничего не нравилось… То есть мне и не должно нравиться… Но я знал, что такое ей не понравится… А тут красота какая!

– В коробочку нужно будет упаковать, – задумчиво произнес убийца. – В магазине должны упаковывать. А потом еще в мешочек кладут. Слушайте, у нас есть круглосуточные ювелирные?

– У меня дома есть и коробочки, и мешочки, – рявкнул третий. – Но ты что, сегодня ей собираешься подарок делать?

У банкира зазвонила трубка.

– Да, дорогая! – ответил он заискивающим тоном. – Да, мне нужно задержаться. Я же предупреждал тебя…

– Помяни черта – рожки и появятся, – заметил третий.

Потом приехала Анька, оглядела квартиру Артема, в которой даже была пару раз, но тогда в ней не валялось столько женских вещей.

– Моя новая мачеха точно такая же, – сообщила Анька. – Тоже разбрасывает свои шмотки по всей квартире, а несчастная домработница собирает и мне жалуется. И когда наконец папа ее поменяет…

– Кого? Жену или домработницу?

– Жену, конечно, – хмыкнула Анька. – Домработница у нас появилась еще до моего рождения и всех папиных жен пережила… Он ее взял, потому что мама болела…

Подруга всхлипнула. Мать умерла через два месяца после рождения дочери, поэтому Анна знала ее только по фотографиям и рассказам близких. Отец по-настоящему любил первую жену. Неизвестно, прожил ли бы он с ней до старости или развелся через пару лет, когда разбогател, но у него в памяти она осталась светлым образом любящей и любимой жены. Анька была похожа на мать, была первым его ребенком, к тому же от любимой женщины.

После смерти жены Анькин отец с головой ушел в работу и сделал успешную карьеру. Женщины в его жизни тоже были, причем в больших количествах. И почему-то все хотели родить от него детей. Возможно, потому, что он казался надежным и солидным. Кстати, на самом деле таким был. И все видели, как он любит Аньку.

Каждый раз Анькин отец делал генетическую экспертизу, чтобы удостовериться в отцовстве. Отцовство подтверждалось. Павел Прокофьевич не мог бросить на произвол судьбы своего отпрыска, пусть и появившегося случайно (то есть с его стороны случайно). Он помогал всем своим детям.

Единственный за всю жизнь крупный Анькин скандал с отцом произошел после того, как она посоветовала ему сделать небольшую операцию, которая исключит возможность появления детей, но позволит продолжать нормальную половую жизнь. Отец долго и упорно орал что-то на тему: мужик должен производить потомство и всегда оставаться мужиком. Анька решила, что у папы какой-то комплекс (это был период ее увлечения Фрейдом), но так и не разобралась, какой именно.

После второй папиной женитьбы Аньку отправили учиться в Швейцарию, где мы с ней познакомились. Я сама не хотела оставаться в нашем родовом поместье после смерти мамы, скончавшейся от рака. Все там напоминало мне о ней. И последний год в доме стояла очень гнетущая атмосфера. Друг отца посоветовал элитную школу для девочек в Швейцарии. Павлу Прокофьевичу ту школу тоже посоветовал какой-то друг, знавший ситуацию в семье – Анька не поладила с мачехой. Дочерние чувства она испытывала к домработнице, которая фактически была и няней. Анькин отец тоже видел в ней материнский образ, хотя прислуга была всего на два года старше его.

Эта простая женщина являлась его очень дальней родственницей и приехала в город из деревни. Она была старшей дочерью в семье и откровенно некрасивой. Мужиков в деревне не хватало и на красавиц, так что ей нужно было как-то устраиваться в жизни самой. По-моему, она устроилась очень неплохо. Главное, женщина искренне любила Аньку. Анька ее тоже любила. И ее папа любил, и при конфликтах с женами, желавшими избавиться от простой деревенской тетки, всегда брал сторону домработницы. Жены ненавидели и ее, и Аньку.

В Швейцарии мы оказались с Анькой в одной комнате. Руководство считало необходимым селить вместе представительниц разных стран. Таким образом лучше усваиваются другие языки. Тут они были правы. Хотя русский там не преподавали, но комнаты были на четырех человек, и к нам с Анькой подселили еще испанку и киприотку. Мы постоянно враждовали двое на двое – испанка объединилась с киприоткой, а я с Анькой. Но те двое могли разговаривать только на английском и французском, а у нас в запасе был еще русский, которого они совершенно не понимали…

Не знаю, какому идиоту пришло в голову поселить в одной комнате англичанку и киприотку. Она меня ненавидела! Соседка по комнате постоянно повторяла, что «они» находились под нашим игом аж до 1967 года. Вообще-то на Кипре кто только не был за долгую историю, но, оказывается, все остальные завоеватели делали для Кипра только хорошее – что-то строили, совершенствовали, привносили. А англичане… Не буду повторять! Может, в чем-то она и права, но кто может точно сказать, что делалось в двенадцатом или тринадцатом веках? Как тогда вели себя завоеватели? Да, остались венецианские церкви, одна, открывшаяся после реставрации в 2006 году, напоминает скорее дворец, построенный по проекту Растрелли, а не храм. Я в Петербурге видела подобный. Но когда Венеция была городом-государством, по морям ходили совсем не пай-мальчики, и ни о какой «политкорректности» в завоеванных странах не могло быть и речи.

Испанка мне тоже кое-что припомнила из Средних веков. Я не стала вспоминать своего предка Марвина, чтобы не усугублять ситуацию, но Аньке рассказала, что он участвовал в двух нападениях на испанский флот с сокровищами. Испания везла золото, серебро и драгоценные камни из Мексики и Перу, фактически разграбляя те регионы. Обычно корабли с сокровищами собирались в Гаване, и оттуда раз в год караваном шли в Испанию. Мой предок Марвин участвовал в перехвате этих флотов, оттуда и пошло богатство нашей семьи.

Я никогда не думала, что у меня будет столько общего с русской, и дело не только в том, что мы обе рано лишились матерей. Мы с Анькой прожили бок о бок три года в очень важный период формирования личности. К тому же школа дала прекрасное образование, которое я продолжила в Лондоне, а Анька в Петербурге. Я узнала новую Россию благодаря Аньке, многое поняла в русских. Хотя некоторые вещи остаются мне непонятными до сих пор. Например, почему столько русских женщин, кажется, умных и образованных, позволяют мужчинам вытирать об себя ноги, допускают неуважительное отношение к себе? И тем более грубость и рукоприкладство. Почему для русской до сих пор важен статус замужней женщины? Мы же в двадцать первом веке живем! Зачем все женщины Анькиного отца пытаются затащить его в ЗАГС? Почему сама Анька стремится к браку? По-моему, главное – иметь рядом близкого по духу человека, друга и единомышленника, а не просто законного мужа. В России же мне приходилось слышать фразу: «Выйду замуж, а потом буду спокойно устраивать личную жизнь». Ну не маразм ли?