— Домой? — удивился Макс, разглядывая меня. А вот Ян только ухмыльнулся, будто прекрасно понимал — очередной блеф.

— Да, обещала сестре помочь и забыла. Простите, ладно? Рада была познакомиться, — съязвила, переводя взгляд в сторону Вишневского. Пусть так. Пусть лучше никто не знает о том, что мы знакомы, о нашем грешном прошлом, и о том, что когда-то я ему доверяла.

— Ага, — кивнул демон, положил руку на затылок Оксане и резко притянул ее к себе, нежно целуя в края губ. Она взвизгнула, смутилась, а потом сама прильнула к нему, и легкий поцелуй перерос в жаркий, с явным продолжением.

Я отвернулась, взяла рюкзак и начала протискиваться между Мишей и Мариной, которые, кажется, перестали удивляться такой открытости подруги. Макс тоже подскочил. Видимо он решил, раз ухожу я, то уходит и он. Мысленно я улыбнулась этому. Однако когда мы оказались на улице, Демин чмокнул меня в губы и сказал, что вечером наберет. Вот тебе и окончание свидания.

8.2

Домой я вернулась без настроения. Скинула обувь у порога и поплелась на кухню. Открыла морозильник, вытащила ведро с мороженым и уселась на барный стул. Горе надо чем-то заесть и лучше сладким, холодным и вкусным. С детства любила мороженое, поэтому папа всегда покупал про запас.

Я отчаянно ковыряла ложкой шоколадный пломбир, всматриваясь в стенку. Почему люди делают другим больно? Почему становятся врагами?

Как сейчас помню, ноябрь. С неба срывается первый снег, мрачные свинцовые облака нагоняют тоску. В тот день я не пошла на физру. Было жуть как стыдно подходить с таким к медсестре. Однако пришлось, ведь живот болел, а мама наотрез отказывалась писать записку. Она считала — ее дочь уже взрослая, и такие глупые проблемы должна научиться решать сама.

Хорошо еще медсестра у нас была пожилая дама, иначе я бы под землю провалилась от стыда. В зале физрук разрешил посидеть на лавке, пока остальные бегали и прыгали. Он отошел буквально на десять минут, и тут ко мне подсел Вишневский. Раскрасневшийся, волосы торчат в разные стороны, дыхание сбивчивое. На нем была широкая красная майка и черные спортивки, а на шее висел серебряный крестик на толстой черной нитке.

— Отлыниваешь? — спросил он, запрокидывая голову к потолку.

— Ага, а ты? — смущенно ответила я. Мы общались редко, хоть и учились в одном классе, ходили в одну школу и в целом пересекались часто. Каждый день я тайно засматривалась на него в свободную минутку, а Ян… порой мне казалось, он тоже засматривался. И в эти редкие минуты, когда я ловила на себе его взгляды, душа танцевала сальсу.

— В это воскресенье, — Вишневский не ответил на вопрос, зато, наконец, повернулся ко мне. Скользнул взглядом, заостряя внимание на каждом участке коже. Я словно покрывалась ожогами в тех местах, куда касались его глаза. На нас смотрел весь зал, потому что самый популярный мальчик школы открыто подсел к обычной новенькой. Я была для всех серым пятном, но Вишневский умудрялся замечать это пятно.

— Что будет в это воскресенье?

— Светский вечер. Я слышал, дочка лучшего педагога города по вокалу будет петь. Хотел заказать композицию.

— Что? Ты… — я быстро заморгала, пытаясь не задохнуться от нахлынувшего жара в груди. Ян будет на этом вечере, он хочет, чтобы я спела для него песню. Но как? Как я смогу петь, когда Вишневский будет там, когда будет смотреть на меня, когда все зрители потеряют смысл, а эпицентром станет один человек. С ума сойти…

— У Ахматовой есть красивые стихи, говорят, ты часто поешь их. Если получится, мне бы хотелось услышать «Ты выдумал меня».

— Я… — ответить было сложно, а потом вернулся физрук. Ян поднялся и снова ушел в зал заниматься. Я смотрела на него, на его уверенные движения, ловила каждый шаг, взмах рукой, и понимала: даже если мама откажет в этой песне, все равно спою. Ведь это просьба мальчика, который знал мой самый большой секрет, и до сих пор хранил его. Я не могла отказать. А может и не хотела.

Чудо случилось неожиданно, потому что мама спокойно приняла выбор композиции. Даже одобрительно кивнула, мол, она давно засматривалась на эти стихи. Мы пару раз отрепетировали у нее в зале, и после поехали выбирать платье. В этот раз я разглядывала наряды усердней, пытаясь подобрать самое красивое. Хотелось на вечере блистать яркой звездочкой, и к счастью, мама мне в этом помогла. Мы купили нежно-розовое платье чуть выше колен, с тонкими бретельками, и прозрачной шелковой накидкой вместо рукавов.

Перед поездкой утром мама отвела меня к визажисту. Это был первый раз, когда мы обе разговорились по душам, и с удовольствием разглядывали свои отражения в зеркале. Мне нравилось преображаться, ведь в обычное время я никогда не красилась.

Однако мечты феерично разлетелись на тысячу осколков, когда в огромном дворце, наполненном богатыми людьми, Яна я не обнаружила. Это было первое подобное разочарование. Оказывается, людям свойственно обманывать других людей. Оказывается, никому нельзя верить на сто процентов.

Глава 9

Наши дни

Я была убеждена, что бойкот — глупость полнейшая. Во-первых, все мы взрослые, во-вторых, класс со мной практически не общался. От силы мы менялись любезными приветствиями, и передавали тетрадки или тестовые листы друг другу. Как моя жизнь может измениться из-за отсутствия того, чего и так не было?

Либо судьба решила повеселиться, либо Вишневский постарался. Началось все с того, что нам поменяли кабинет. Ну, кто в здравом уме в середине года рано утром вызывает клининг для уборки в классе? Глупость же. Об этой глупости я узнала стоя напротив дверей, разглядывая ребят в униформах с тряпками. Куда идти дальше, вопрос интересный и не очень понятный.

Мимо меня пронеслась Ира Костылина с Алиной Малиновской (мои одноклассницы), с видом полного отрешения. Я им крикнула вслед, забыла про детскую выходку Яна, однако девчонки не обернулись. И вот тут уже стало не по себе. Я отошла к подоконнику и опять заметила своих, правда, свои — это слишком громко сказано. Особенно если учесть, что никто из них мне не отвечал.

В итоге поплелась в учительскую, выяснила в какой кабинет перенесли занятия, и опоздала на первый урок — любимую литературу. Ладно бы больше мне не пригодилась помощь зала.