Чмафкаю тебя,

твоя Гайка».

Я нажала на кнопку «отправить». В комнату вошла мама.

– Солнышко, что-то я заработалась, – зевнула она, – голова разболелась. Ты не против, я зажгу сандаловую палочку?

– Конечно, мамуль.

– Не знаешь, где зажигалка?

– Не-а… Погоди, у меня есть.

Я сунула руку в карман рюкзака. Зажигалки не было.

– Хочешь еще чаю? – в третий раз предложила Анжела.

– Нет, спасибо, – в третий раз отказалась я.

– Тогда продолжим заниматься. А, вот и ошибка! В слове «fire» ты обвела не дифтонг, а трифтонг!

«Лучше бы я согласилась на чай», – подумала я, придвигая стул поближе к столу и пытаясь разглядеть на листке слово «fire». Текст был отксерокопирован, и мне досталась какая-то неудачная копия с расплывшимися строками.

– Но я не зачту тебе этой ошибки, – объявила Анжела.

– Да? Почему это? То есть в смысле – спасибо.

– Мы же не проходили с тобой трифтонги. Хотя это увлекательная тема.

– Верю, – осторожно ответила я.

Повышенно любезный тон Анжелы пугал меня больше, чем грубость. Госпожа Эбоси тоже была крайне любезна со всеми. А оказалось, что она мечтает «всего лишь» уничтожить весь лес и его обитателей.

– Почему ты себя со мной так странно ведешь? Тихо отвечаешь на вопросы, удивляешься, что я не зачла тебе ошибку? Будто я чокнутая истеричка? – улыбнулась Анжела.

«Вообще-то я такой тебя и считаю», – подумала я и тоже улыбнулась.

– Сердишься, что я в тот раз выгнала тебя из квартиры? – догадалась Анжела. – Но ты сама виновата. Начала говорить о ЧП при папе. Между прочим, после твоего последнего посещения он пролежал весь вечер. Все горевал по поводу неприятностей на любимой кафедре.

– Но ведь с ней все в порядке, – поддержала я разговор, не решаясь спросить, горевала ли сама Анжела.

– Я тоже ему это говорю. Конечно, я и сама расстроилась. Я много работаю с кафедральными документами. И теперь вместе с томами важных бумаг нам приходится ютиться в какой-то клетушке у философов. Особенно тяжко мне было в первый день, когда я обо всем узнала. Я ведь практически не спала всю ночь.

Вопрос «почему?» плясал у меня на кончике языка. Но я сдержалась, решив применить «активное слушание».

– Вы не спали всю ночь и очень устали…

– Да. У папы случился приступ в тот вечер. Пришлось везти его в Бакулевку[11].

– Пришлось возвращаться одной… Ночью… Приятного мало.

– Это не слишком далеко. Я пробыла с ним до ночи. Потом поймала такси. Вернулась около часа. Почти не спала. А утром – такое известие. Я поспешила в университет, а затем – снова к папе, у которого опять была часов до двенадцати ночи.

– Вы очень мужественная.

Это я честно сказала. Какое счастье, что в моей жизни не было таких испытаний! Пока мое испытание – это мамина готовка. Ну, будем надеяться, она научится жарить мясо, когда станет доктором наук.

– Ради отца я готова на все. Ладно, давай-ка закончим текст. Скоро к папе приедет мой кузен, завезет книги. Хочу освободиться к этому времени и поболтать с ним. Разговаривать с таким начитанным и умным человеком, как наш Серж, – одно удовольствие.

Я поежилась, представив себе еще одного психа-ученого в компании Анжелы и ее папаши в разных ботинках. И я тоже хотела бы освободиться от занятия ко времени приезда кузена!

– А, вижу еще одну ошибку, – возликовала Анжела, – не трифтонг, а дифтонг отмечен неправильно! Дифтонги мы проходили. Засчитываю!

Я убрала в рюкзак последнюю тетрадь, исчерканную жирными красными линиями и исписанную на полях ядовитыми замечаниями Анжелы, и тут в дверь позвонили.

– Серж! – выдохнула Анжела.

Я закусила губу. Раз-два-три! Я невидимка. Меня стерли волшебным ластиком. Психи не видят меня, психи не видят меня, психи не видят…

– Кого я вижу?! – послышался знакомый голос из коридора.

Я ахнула и бросилась на шею ученому кузену Анжелы. Это был не кто иной, как Ботаник.

Он поставил на подзеркальник шлем, положил рядом стопку книг и тоже обнял меня. Даже слегка приподнял. Анжела кашлянула.

– Прости, Анжела, – засмеялся Ботаник, поставив меня за землю, – это моя старая-старая подруженция. Мы не виделись… Сколько мы не виделись? Да с тех пор, как вы улетели в Америку. Я страшно рад тебя видеть, Гайчонок.

– И я тебя, – призналась я, отметив, как сильно изменился Ботаник.

Он подстригся, снял очки, видимо, сменив их на линзы. Лицо слегка загорело или обветрилось. Ботаник перестал горбиться и даже, кажется, накачался. По крайней мере, его плечи обтягивала черная кожаная куртка. Мафиози, ни дать ни взять.

– Прикольная куртка.

– Рабочая спецодежда.

– И где ты работаешь? – спросила я.

– Фирма «Золотой ключик», – отчеканил Ботаник. – Изготовление ключей и дубликатов, вскрытие сейфов и замков, а еще куча всего, что написано у меня на спине.

Он повернулся. На черной кожаной спине был нарисован золотой ключ и под ним – куча телефонов.

– Ты рекламируешь эту фирму! – догадалась я. – Ты просто разгуливаешь повсюду в этой куртке, люди читают рекламу и звонят в «Золотой ключик». Погоди, а как же школа?

– Учусь в экстернате. Получаю задания, сдаю рефераты. Очень удобно.

Я отметила про себя, что и речь у Ботаника изменилась. Стала нормальнее, что ли. Ну, в общем, безо всяких этих оборотов научных, от которых я в последнее время успела уже устать.

– Вы можете пообщаться потом? – раздраженно спросила Анжела, – Серж, ты, кажется, приехал к папе, а не к… м-м-м…

– Да, конечно, – перебил ее Ботаник, – Гайчонок, подожди меня у подъезда. Я быстро. Только отдам книги. Пять минут.

Он отправился по коридору в комнату Генриха Андреевича.

– Пять минут! – гневно повторила Анжела ему вслед. – Уделить своему наставнику паршивые пять минут?!

– Уже ухожу! – проговорила я.

Анжела захлопнула за мной дверь, оглушив, наверное, всех соседей.

В следующий раз опять откажусь от чая. Наверняка он будет с мышьяком. Интересно, мне показалось или Ботаник положил на подоконник мотоциклетный шлем?

Ботаник действительно вышел из подъезда через пять минут. И он действительно сжимал в руках мотоциклетный шлем.