Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чем вооружены? – спросил Буйвол.
– Мечи и луки. Ножи и дубины.
– Когда они были в последний раз?
– Три дня назад. Мы напуганы. Мы стараемся не выходить из домов.
– Они опять придут, – уверенно сказал Малыш. – Скоро.
Буйвол кивнул:
– Пять или шесть человек. Половина банды.
– Но вас только двое, – сказал старик. – Что вы собираетесь делать?
– Ничего, – хмыкнул Буйвол.
– Ничего?
– Ничего особенного, – сказал Малыш. – Когда они появятся, мы их просто убьем.
Халтет долго качал головой.
– Плохо… – бормотал старик. – Плохо… Земля не родит, вода ушла, солнце печет… Кровь не напоит почву… Будет только хуже…
– Вы хотите получить назад свое стадо? – Буйвол нахмурился.
– Да, – сказал Шалрой.
– Мы вернем его вам…
Они сидели еще долго. Пили настой и ели кашу. Малыш и Буйвол невольно косились на порог, на свое оружие. Шалрой несколько раз рассказывал о нападении, о том, что он увидел, очнувшись, и как отправился в большой мир, за горный хребет, как смеялись над ним воины, к которым он обращался за помощью. Халтет кивал, вздыхал, тер слезящиеся глаза.
– Без скотины зиму мы не переживем, – говорил Шалрой.
– Не переживем, – соглашался Халтет.
– А уйти из деревни никто не захочет.
– Не захочет никто…
Когда кончилась каша, кончились и разговоры. Поблагодарив хозяина, подобрав оружие, обувшись, Малыш и Буйвол вышли на улицу. Их сопровождали Халтет и Шалрой.
На дороге молча стояли собравшиеся селяне. Они смотрели на двух воинов, на пастуха и старосту. Они понимали, что привычная спокойная жизнь закончилась.
Большой мир пришел в Мертвую Котловину.
Они поселились у Шалроя.
Дом пастуха стоял на восточной окраине деревни. Сразу за ним начиналась выгоревшая ровная степь и тянулась она до самых предгорий. Лишь одно крохотное оконце в пустой прихожей выходило на восточную сторону. И днем воины поочередно дежурили возле него, сидя на шатком табурете и обозревая скучный ландшафт. На улицу они старались не выходить.
Малышу и Буйволу отдали небольшую комнатку, тесную, но чистую и светлую. Мебели было немного – грубо сколоченный стол, рассохшийся неустойчивый стул, широкая лавка, на которой спал Малыш и прочная жесткая кровать, которую занял Буйвол.
Шалрой жил с племянницей, ее звали Айхия. Других родственников у пастуха не осталось.
Ели два раза в день, в большой комнате, все вместе. Пища была скромная, но никто не жаловался, все понимали – настали трудные времена и неизвестно еще, что будет потом. Так что продукты необходимо беречь. На черный день. На самый черный…
Частенько наведывался Халтет, иногда приводил с собой кого-нибудь из селян. Разговаривали больше о своем, крестьянском. Но не только. Осторожно высказывались – а вдруг ушли нехорошие люди? Может они и не вернутся больше? И сами говорили – вернутся. Придут. Если не сегодня, значит, завтра. Не завтра, так послезавтра… Негромко рассказывали новости – вроде бы меж собой говорили, но на самом деле сообщали для присутствующих воинов – рано утром мальчишки бегали к пересохшей старице, видели там следы копыт. Риша ходила к старому колодцу, вода в нем еще чистая, и далеко-далеко видела пыльную тучу. Уж не коров ли перегоняли? А Фарук ночью зачем-то влез на дерево и с высоты разглядел костры. Там, на востоке…
Малыш и Буйвол переглядывались. Оба думали об одном и том же – может нет смысла дожидаться врага здесь? Не пора ли направиться на восток, к лагерю Чета Весельчака?
– Они придут, – говорил Халтет. – Совсем скоро.
И все соглашались со стариком.
Все чувствовали – Чет должен прийти.
Обязательно…
Айхия, племянница Шалроя, постоянно была чем-то занята – то она сосредоточенно процеживала через тряпицу грязную воду, то тщательно вытирала в доме пыль, то растапливала на улице земляную печь, собираясь готовить лепешки из остатков муки. Ей некогда было отдыхать – она накрывала на стол, кормила кур, бегала на колодец, выбивала матрацы, протрясала постельное белье, точила ножи… Ее босые пятки мелькали словно солнечные зайчики. Она была повсюду, но нигде не задерживалась надолго.
Ей было девятнадцать лет. Давно бы пора уже выйти замуж, тем более, что и женихи находились, но Шалрой не хотел отпускать от себя племянницу. И дело было совсем не в том, что Айхия вела всё хозяйство. Нет. Просто он любил ее, как родную дочь. А еще ему было страшно вдруг остаться одному в осиротевшем доме. Так что женихи, те, что потерпеливей, ждали.
Айхия же и не помышляла о замужестве. Она во всем слушалась дядю, и любила его как родного отца.
Черноволосая, смуглая, улыбчивая, крепкая и ладная – она обращала на себя внимание, но тут же ускользала, не давая как следует себя рассмотреть…
– Айхия! – окликнул Буйвол пробегающую мимо девушку. Она тотчас встала, повернула голову, улыбнулась.
– Принеси мне попить, пожалуйста. – Буйвол хмурился, отчего-то смущаясь своей вежливости.
– Сейчас, – девушка убежала, а воин снова уставился в маленькое окошко, наблюдая за безжизненной степью. Там ветер крутил пыльные вихри, и, прыгая, катились к предгорьям шары перекати-поля.
Малыш где-то на улице. Должно быть снова занимается своим луком, смазывает тетиву жиром – ей нельзя сохнуть, в который раз сортирует стрелы, ровняет оперение, оттачивает наконечники. Шалрой рано утром куда-то ушел, не сказав ни слова гостям. Наверное, Айхия знает, куда он направился. Да и важно ли это?
Айхия вернулась, принесла ковш с водой. Буйвол повернулся к девушке, залюбовался.
Важно!
– Спасибо, – поблагодарил он, выпив мутную воду, и снова смутился, нахмурился. – А куда Шалрой ушел?
– Они с Хенимом и Фаруком пошли на старый колодец. Там вода свежая, вкусная.
– Это далеко?
– К обеду должны воротиться.
– Понятно… – Буйвол не знал, что еще сказать. И нахмурился еще сильней.
Девушка улыбнулась, выхватила из рук воина опустевший ковш, скользнула в открытую дверь.
– Айхия! – крикнул Буйвол. Она замерла, оглянулась:
– Что?
– Нет… Ничего… Просто… Я не напился…
Девушка рассмеялась:
– Подожди немного, скоро вкусную воду принесут.
Она скрылась в дверном проеме, продолжая смеяться. И Буйвол вдруг заметил, что слушает ее смех, затаив дыхание. И рассердился на себя. Он стиснул зубы, потер нос, фыркнул, мотнул головой.