дверями комнаты реанимации. Затем я заметила среди фельдшеров, пакетов с физраствором, красных покрывал и всего этого хаоса мужа Джесси. Пожилой мужчина, мокрый от дождя, выглядел растерянным. Ему предложили подождать в комнате для родных, однако он был слишком взволнован, и ему явно не сиделось на месте. Всего полчаса назад они с Джесси, наверное, отдыхали у себя в гостиной, смотрели телевизор и собирались готовиться ко сну. Теперь же он оказался в ярко освещенной шумной больнице, а его жена лежала на каталке, накрытая одеялами и окутанная проводами, в окружении незнакомых людей. Мне доводилось в жизни быть настолько встревоженной, и последнее, что мне тогда бы хотелось, – это усесться за чашечкой чая.

Врачи отчаянно пытались спасти Джесси, однако ее восьмидесятитрехлетнее тело не поддавалось – с него было достаточно. Я наблюдала, как ей вводят лекарства, берут у нее кровь. На моих глазах было объявлено время смерти.

Я задумалась о том, привыкну ли когда-нибудь видеть, как умирают люди. Впрочем, больше всего меня тревожила не сама смерть, а то, что происходило после.

Я знала, что вскоре они отведут мужа Джесси в какую-нибудь тихую комнату, где одним-единственным словом перевернут его жизнь вверх ногами. Когда я покидала отделение реанимации, он стоял посреди коридора, таращился на пол и не знал, куда деться. Я смотрела на него, замершего среди шныряющих мимо людей, и впервые кое-что заметила. Через его руку был перекинут слегка помятый темно-синий плащ Джесси, ремешок которого волочился по полу.

Будучи студентом-медиком, я множество раз сидела и слушала, как пациентам сообщают, что они умрут от рака. Я слышала, как разные консультанты делают предупредительный выстрел (К сожалению, миссис Джонс, у меня для вас плохие новости), и видела, как за этими словами следовало потрясенное молчание, потому что врачи всегда ждут ответа пациента.

С этим молчанием ничто не сравнится.

Когда пациенты наконец начинают говорить, то зачастую ищут поводы для оптимизма. Они цитируют своих друзей, статьи из интернета и газет. Они вспоминают про людей, о которых читали, либо про каких-то родственников знакомых, или просто тех, про кого им кто-то когда-то рассказывал. Людей, которые бросили вызов законам медицины. Наконец, когда все их попытки подбодриться терпят фиаско, они приводят последний аргумент в пользу оптимистического настроя.

«Ну ведь ученые постоянно совершают какие-то удивительные открытия, не так ли?»

После чего повисает пауза. Промежуток в разговоре, который мы должны заполнить надеждой. Порой, однако, никакой надежды попросту не остается. Порой больше сказать нечего. Промежутки остаются незаполненными, поглощая собой все остальное.

Медицина вся состоит из таких промежутков.

Отделения и клиники строятся на них – паузах, которые нужно заполнить ожиданиями и возможностями, оптимизмом и надеждой. Во время этих пауз мы ждем результаты анализов, рентгеновские снимки, отчеты по томографии. Мы назначаем лекарства и, когда они разносятся по крови пациента, задерживаем дыхание в промежутке между введением и реакцией. В приемных полно промежутков. Пациенты на консультации во время этих тревожных пауз ищут ответы в глазах врача. В отделениях родственники толпятся в небольших комнатушках в поисках хотя бы намека на то, за что они могут держаться, и в промежутках между ними таится надежда.

Когда мы в студенческие годы проходили практику в больнице, нам давали задание наблюдать за одним из пациентов с момента его поступления до самой выписки – собирать анамнез, знакомиться с пациентом поближе, следить за его диагностикой и лечением, а также записывать все свои мысли. Выбор пациентов сопряжен с ожесточенной конкуренцией, и самых «лучших» разбирают мгновенно. Идеальный кандидат должен быть достаточно интересен для составления презентации, однако не настолько, чтобы пришлось изрядно попотеть, читая про редкие и необычные болезни на случай, если консультант будет задавать редкие и необычные вопросы.

Однажды я в очередной раз рыскала по больнице в поисках такого пациента. Изучала одну медкарту за другой и пролистывала направления на экранах компьютеров. Я заглядывала в палаты. Разговаривала с медсестрами. Подавляющее большинство пациентов в больницах – пожилые люди. Примерно восемьдесят процентов составляют те, кому за семьдесят: старики, поступившие многие недели назад после падения или воспаления легких, которые больше не могли вернуться к прежней жизни. Они перевернули страницу. Они не могли теперь справиться с лестницей, с садовой дорожкой или со своим бытом и ждали в палатах по всей больнице какого-то решения. Мне нравилось с ними разговаривать, их истории в конечном счете замолкали и исчезали навсегда, однако они не подходили для обсуждения истории болезни. Я уже отчаялась кого-то найти, как вдруг на очередном круге по отделению неотложной помощи наконец отыскала нужного пациента, лежащего на каталке. Его звали Пол. Ему было тридцать восемь.

Пола отправил сюда терапевт, когда тот обратился к нему из-за недавней потери веса и плохого аппетита. Неясные боли в животе, отдающие в спину. Странная тошнота. Приемные врачей зачастую заполнены странным и неопределенным, необычным и неясным. Симптомами, которые могут быть результатом многих разных болезней, иногда зловещих и требующих срочного вмешательства, а иногда никак не беспокоящих и проходящих сами по себе, и именно на плечи терапевта неизбежно ложится задача отделить тигров от кошек. Терапевт Пола заподозрил тигра не из-за неясной боли и слабой тошноты. Дело было даже не в потере веса или повышенной утомляемости и не в его чувстве, «будто что-то не так». Дело было в желтухе.

У каждого студента-медика имеется перечень симптомов, которые ему нужно найти в больнице. Поля для галочек. Пальцы Гиппократа и цианоз, мерцательная аритмия и асцит.

Желтуха тоже находится вверху списка, и мы прочесываем палаты в поисках примеров, с карандашами, занесенными над тетрадями, словно орнитологи от медицины.

– Думаешь, у пациента в четвертой кровати желтуха? – перешептываемся между собой.

Мы все тайком проходим мимо по нескольку раз, прежде чем отваживаемся поставить галочку, не желая ошибиться. Мы в нерешительности. Не уверены.

Пока один раз не увидим настоящую желтуху, как я в тот день в отделении неотложной помощи, и не поймем, что ее ни с чем не спутать. Не нужно проходить по нескольку раз мимо кровати. Никаких сомнений или колебаний. Когда видишь эту болезнь, знаешь, что это просто не может быть что-то другое.

Я подошла. Я замешкалась у кровати. Пол поднял на меня глаза и улыбнулся, и его жена