Вернувшись вечером домой, я прекрасно себя чувствовала и была готова повторить процедуру на следующий день. Но я узнала и о побочном действии лечения. В течение часа заведующая объясняла мне, в чем именно оно может проявиться. Она упомянула ощущение «ползания мурашек» по рукам и ногам, онемение при контакте с чем-нибудь холодным, тошноту и головокружение. Когда я спросила о потере волос, она заверила, что с этой химиотерапией я не рискую увидеть собственную лысину. И, как выяснилось, сказала правду.

Много забот доставлял холодильник, когда я пыталась взять из него что-нибудь. Кончики пальцев настолько немели, что я не могла ничего удержать в руках и надо было их растирать. Жюли сама доставала мне из холодильника йогурты. Иногда, довольно редко, меня по утрам тошнило. Если не считать этих небольших неприятностей, я возвращалась после химиотерапии, как после приема у терапевта.

К счастью, дома все было хорошо. Учебный год подходил к концу, дети устали, и им не терпелось отправиться на каникулы. С Жюли вообще не было никаких проблем: большую часть времени она проводила за компьютерными играми. Но Тибольт и Матье вели себя очень шумно, и, если не вмешаться, этот шум становился просто невыносимым. Они знали, что я болею, но, видимо, не осознавали этого, ведь выглядела я отлично, и постоянно донимали меня. Время от времени моя подруга Жислен забирала Тибольта на день-два к себе, чтобы я могла немного передохнуть. В конце июня Тибольт захотел увидеть отца, к которому был привязан больше других детей. Я позвонила Жилю, и он согласился взять их всех на выходные. Жюли вернулась не очень довольная, но мальчишкам, я думаю, эта встреча пошла на пользу.

В середине июля двое старших детей поехали на две недели к морю, в летний лагерь в Бретани. Матье проводил много времени у Сесилии, дома царили тишина и покой. Это было как нельзя кстати, поскольку именно тогда у меня начались боли внизу спины. Боль все усиливалась, по утрам я с трудом вставала с постели. В течение дня почки продолжали напоминать о себе, не позволяя мне жить привычной жизнью. Карим посоветовал обратиться к онкологу, который назначил мне сцинтиграфию, рентген легких и ядерно-магнитную резонансную томографию поясничного отдела позвоночника. На следующий день доктор Пико вызвал меня к себе в кабинет:

— Мадам Мезоннио, обследование обнаружило метастазы в позвоночнике.

— Что такое мегастазы?

— Не мегастазы, а метастазы. Опухоль распространяется. Ваш второй позвонок — как балка, съедаемая термитами: внешне он кажется нетронутым, но болезнь подтачивает его изнутри. Если это продлится, позвонок может не выдержать.

— Что можно сделать?

— Нужно укрепить позвонок с помощью радиотерапии.

— Это что?

— Лечение с помощью лучей для укрепления костей и позвонка в частности.

— Как долго продлится лечение?

— Мы начнем с десяти сеансов.

— Это больно?

— Это абсолютно безболезненно.

— Хорошо.

Я понимала, что рак распространяется, но была настроена оптимистично: в конце концов, химиотерапия еще не закончена. У меня будет время поволноваться, если дальнейшее лечение не даст результатов…

Практические детали значили для меня гораздо больше. В отличие от сеансов химиотерапии, радиотерапия проходила быстро: через три минуты сеанс был окончен. Мне требовалось гораздо больше времени, чтобы добраться до поликлиники в Мелуне, где проходило лечение: для этого нужно было проехать сорок пять километров. Дорога туда занимала у меня около часа, и столько же обратно, а ездила я каждый день, кроме выходных, в течение двух недель. В начале августа дома были только Матье и Марго: Жюли, как и каждый год, отправилась к своей крестной, Тибольт — к крестному, в Аверн. После первого сеанса я не почувствовала никакого облегчения, спина все так же болела. После второго я хотела прекратить лечение, но врачи посоветовали мне быть благоразумной.

— Мадам Мезоннио, наберитесь терпения. Вы почувствуете результат только после пятого или шестого сеанса.

И снова мне сказали правду. Неделю спустя я чувствовала себя лучше. После десятого сеанса я уже могла заниматься уборкой, самостоятельно обуваться и даже брать на руки Марго, которая была еще маленькой и, в отличие от Жюли, с удовольствием устраивалась у меня на коленях. Боль прошла. Я была в восторге. Но к сожалению, облегчение было кратковременным. Чтобы убедиться, что все идет хорошо, доктор Пико направил меня на ядерно-магнитную резонансную томографию печени, а также компьютерную томографию. Результат нас разочаровал.

— Мадам Мезоннио, к сожалению, опухоль не уменьшилась.

— Что это значит?

— Химиотерапия не дала результатов.

Это известие сразило меня наповал. В течение двух месяцев, два раза в неделю я приезжала в больницу — и все зря… Чувствуя, как комок встал в горле, я все же попыталась не поддаться унынию.

— И что делать?

Очевидно, врачи из Парижа решили, что продолжать эту химиотерапию бессмысленно, и назначили мне еще одну, «немного другую», как выразился доктор Пико.

— Это лечение более сильное, чем предыдущее, — сказал он.

— И?

— Вы быстрее ощутите результаты лечения. Возможно, вы почувствуете себя уставшей, а также рискуете…

— Потерять волосы?

— Скорее всего, да.

— Я все так же буду приезжать два раза в неделю?

— Нет, вместо двух сеансов в неделю мы перейдем к трем процедурам каждые две недели. Но теперь вы не сможете возвращаться вечером домой, в этот раз вы будете госпитализированы.

«Немного другая»? Лечение было совершенно иное! Но в конце концов, если на кону стояло выздоровление, это того стоило.

— У меня нет выбора, доктор, я согласна.

Предстояло уладить все вопросы с моим маленьким племенем. Мне нужно было найти кого-то, с кем можно было бы оставлять детей на три дня моего отсутствия. Что касается Жюли и Матье, это достаточно просто: они будут у Сесилии. Но я ничего не могла придумать относительно Тибольта и Марго, причем последняя требовала особого внимания. Мелинда, дочь мэра Бромея, которая работала няней, предложила забирать детей к себе в случае необходимости. Когда я позвонила ей, она тут же согласилась заниматься ими в те дни, когда я буду в больнице.

У детей известие о моей новой схеме лечения не вызвало особого энтузиазма, но они хорошо отреагировали на сообщение о том, что будут ночевать у Сесилии и Мелинды, — они поняли, что так нужно. Я не скрывала от них неудачи первой химиотерапии, но оставалась оптимистично настроенной. Дети сделали вывод, что выздоровление их мамы займет чуть больше времени, чем предполагалось ранее, и безропотно повиновались, как обычно и делали. Единственная проблема заключалась в том, что у Мелинды не было возможности оставлять их у себя на ночь. Ситуацию разрешил Союз борьбы с раком, представляя мое дело в суде согласно защите прав матери и ребенка. Я знала о существовании Союза с самого начала болезни. В больнице Фонтенбло в начале июня меня навестила Иветта — энергичная, внимательная женщина. Она рассказала мне об этой организации и проведывала меня каждый раз, когда приезжала в отделение онкологии. Она непременно интересовалась, чем они могут помочь мне. Когда я рассказала о своей тревоге относительно присмотра за детьми, она сделала несколько телефонных звонков, и два дня спустя проблема была решена.