— Черт побери, Жиль, ты с ума сошел! Ты видишь, в каком состоянии ребенок? Ты полный идиот!

Я осмотрела Жюли, глаза которой лихорадочно блестели. Грегори и Шарлотта наскоро рассказали мне все: впрыскивания Вентолина не помогли, Жюли говорила, что не может дышать, что ничего не видит. Когда у нее поднялась температура, они положили ей на лоб мокрое полотенце. Они несколько раз пытались дать ей сироп от кашля и мятные леденцы, чтобы очистить бронхи, но каждый раз, когда Жюли пыталась что-либо проглотить, ее тошнило. Уже час Жюли лежала на диване и сквозь слезы звала отца; уже час Грегори и Шарлотта занимались ею, то и дело вытирая пол возле дивана от рвоты, в то время как Жиль прилип к экрану телевизора. Я думала, что сойду с ума!

Я тут же позвонила терапевту Кариму, который посоветовал мне привезти Жюли. Грегори помог мне перенести дочь в машину, и я помчалась в Пюизо. После осмотра Карим распорядился отправить Жюли в больницу Фонтенбло. В тот день в Малешербе произошла авария, и свободных машин «скорой помощи», чтобы отвезти Жюли, не было. Я снова села за руль и направилась в Фонтенбло. В больнице Жюли сразу же подсоединили к приборам, и медсестра попросила ее медицинскую карточку. Я чуть было не расплакалась: после утреннего стресса и усталости, после ночи, которая была для меня такой короткой, я забыла ее дома. Видя, как я расстроена, медсестра попыталась меня успокоить:

— Ничего страшного, мадам Мезоннио. С вашей дочерью все в порядке, теперь мы за нее отвечаем. Мне нужна ее карточка, но не волнуйтесь, съездите за ней и возвращайтесь.

Я поехала в Бромей. Жиль сидел за столом и выпивал с друзьями, Эрве и Тити. Он даже не спросил о Жюли. Я поднялась наверх, нашла медицинскую карточку и заглянула к Грегори и Шарлотте.

— Я должна вернуться. Я рассчитываю на вас, присмотрите за мальчишками. Если нужно, поменяйте Матье подгузник. И следите за Микаэлем.

— Не волнуйся, тетя.

Я снова отправилась в Фонтенбло. К Жюли был подключен дыхательный аппарат. Медсестра сказала:

— У вашей дочери случился острый астматический катар. Опасность миновала, но мы оставим ее в больнице на четыре-пять дней. Она очень устала и должна восстановить силы. У Жюли есть любимая игрушка?

— Да, но она осталась дома.

— Она спит с ней?

— Да.

— Вас не затруднит привезти ее? Ваша дочь проведет ночь в больнице, и ей будет спокойнее с ней.

— Хорошо.

Итак, я в третий раз отправилась в Бромей, а потом снова в Фонтенбло, расстояние между которыми около тридцати километров. Я знала одно: моя дочь в больнице и я должна быть рядом с ней! Я приехала домой после полудня и вышла из машины, не заглушив двигатель. Жиль, Эрве и Тити заканчивали обедать. Огромный деревянный стол в столовой был заставлен тарелками и бутылками, завален грязными салфетками и хлебными крошками, покрыт пятнами от пролитого вина и настолько загроможден, что некуда было даже положить мобильный телефон. Я была на грани отчаянии, разбита, и у меня не было сил всем этим заниматься. Поэтому я перешла к основному:

— Ты даже не спрашиваешь, как состояние твоей дочери!

— Как Жюли?

— Лучше, но она останется в больнице на несколько дней.

— А-а…

— Ты ездил проведать отца?

— Нет.

— По крайней мере, позвонил, чтобы узнать, как он?

— Нет.

Я больше ничего не сказала. Зачем? Шарлотта, которой я позвонила из больницы, уже приготовила пижаму, зубную щетку и игрушки Жюли. Я схватила сумку и уехала, даже не взглянув на детей. Было уже шесть вечера, когда я вошла в палату Жюли. Моя дочь все еще лежала под аппаратом, и я не могла хорошенько рассмотреть ее. К счастью, ее состояние заметно улучшилось.

— Тебе все еще трудно дышать?

— Нет, уже лучше.

— Ты такая смелая, я горжусь тобой!

Мы не вспоминали о Жиле, говорить было нечего. Я предпочитала шутить, чтобы отвлечь ее. После полутора часов я сказала:

— Ну что, моя Жужу, уже поздно. Мне нужно возвращаться, чтобы присмотреть за Тибольтом и Матье. Я могу оставить тебя?

— Да, все хорошо.

Я крепко обняла ее и уехала. Дома, в Бромее, Жиль по-прежнему сидел с друзьями за неубранным столом. Он все еще не протрезвел.

Измученная, я пошла к Грегори и Шарлотте.

— Собирайте вещи, я отвезу вас домой. А как ты, Микаэль?

— Нормально, меня должен забрать папа.

— Хорошо.

Я позвонила Доминик, который был раздосадован; в этот вечер он должен был отвезти Микаэля к своей бывшей жене.

— Мне очень жаль, Мари-Лора, но я должен остаться с отцом, еще не все улажено.

— Хорошо, я займусь Микаэлем.

Я повесила трубку, не имея сил даже возразить, и набрала номер Джо, чтобы попросить его присмотреть за Тибольтом и Матье, пока я развезу остальных по домам. Он уже оставался с детьми, пока меня не было. Поначалу он был другом моего мужа, но потом мы с ним подружились. Когда я выходила из дома с тремя детьми, Жиль даже не взглянул в нашу сторону: он громко смеялся и был совершенно пьян. Я отвезла Грегори, Шарлотту, а затем Микаэля, который жил в Фонтенбло. Высадив его, я подумала, что раз уж оказалась здесь, то должна проведать Жюли. И правильно сделала: она не спала. Я немного посидела с дочкой, чтобы она не чувствовала себя одиноко. В половине двенадцатого мы обе начали засыпать.

— Золотко мое, я пойду. Мне нужно поспать.

— Хорошо.

По ее голосу я догадалась, что она прилагает немало усилий, чтобы сдержаться.

— Я приеду завтра, хорошо?

— Хорошо.

— Спокойной ночи, дорогая.

— Спокойной ночи, мама.

Я ехала обратно на автомате, желудок сводило. Дома был полный кошмар. Пол грязный, на столе немытая посуда. Они даже не потрудились убрать тарелки после завтрака, просто поставили на них в обед другие. Всюду пятна и остатки еды. Жиль не подумал о том, чтобы оставить мне поесть, и я не выдержала:

— Да уж, ничего не скажешь, жизнь в этом доме просто прекрасна!

Жиль взглянул на меня стеклянными глазами.

— Чего ты нервничаешь?

— Нервничаю? Я занималась твоим отцом, пока ты валялся на диване и смотрел свой проклятый «Телефут», твой ребенок чуть не умер у тебя на глазах, я весь день моталась туда-сюда, ничего не ела… А ты абсолютно ничего не делал, только пил, да еще и привел наш дом в омерзительное состояние. Странно, что я нервничаю! Кретин!

— Вот как?

Равнодушие Жиля меня потрясло. Я уже привыкла к его лени, но это было слишком. Падая с ног, взбешенная, я предпочла пойти спать.

На следующий день детям надо было идти в школу. В семь утра прозвонил будильник. Я одела их, отвела Тибольта на автобусную остановку и отвезла Матье к своей подруге Валери, которая работала няней. Потом я отправилась проведать Жюли и пробыла с ней с девяти утра до половины пятого. К пяти часам я должна была вернуться, чтобы встретить Тибольта на остановке. Оказавшись наконец дома, я увидела, что Жиль так и не притронулся к грязной посуде. Освободив уголок стола, я накормила сыновей и в восемь вечера уложила их спать, а сама до часу ночи пылесосила, мыла полы и наводила порядок.