отторжение. После застёгиваю на запястье браслет, сверкающий в свете ламп всеми бриллиантовыми гранями. Смотрю на него пару минут и накидываю манто. Мех скользит по обнажённой коже, даре необычные ощущения. И снова этот контраст порочности, омерзения и наслаждения. Хочется подойти к зеркалу и плюнуть в собственное отражение.

После мучительных раздумий всё же, вызываю такси. Плакала оплата коммунальных, но в общественный транспорт в таком наряде я не полезу. Кружевная резиночка от чулок то и дело выглядывает из-под края манто при ходьбе. Да и браслет этот. Меня прирежут в первом же переулке, но предварительно изнасилуют, а потом ограбят. Может, это и есть месть Громова? Хочет покончить со мной таким способом?

Вздыхаю, ещё раз смотрю на себя в зеркало, ловлю взгляд мамы, высунувшейся из спальни Мариши, и выхожу. Перед смертью не надышишься.

Глава 13

Владислав

К приходу феи тщательно готовлюсь. Кухарка по моему приказу делает ужин, горничная расставляет свечи. Потом прислугу из дома выгоняю и говорю, чтобы только через пару дней приходили. Если Юля рассчитывает утром уйти, то глубоко ошибается. Я слишком долго её ждал, чтобы так быстро отпустить.

Что же, мой маленький строптивый ангел, ты теперь принадлежишь мне. Улыбка трогает мои губы. И тут раздаётся стук в дверь. Охрану я предупредил, чтобы Юлю пропустили, как только она приедет.

Открываю и на несколько секунд замираю, сглатывая тугой комок, образовавшийся в горле. Моя фея прекрасна. Она кидает на меня злой взгляд, но тут же глаза опускает. Хмыкаю. Неужели моя маленькая провокация удалась?

— Проходи. И да, я подумал, что нам стоит перейти на «ты».

Юля делает решительный шаг в дом, разувается и тут же скидывает манто. Взрыв у меня в голове. Жадно пожираю её глазами. Само совершенство.

— Приступай, — безжизненным тоном произносит она, а у меня перед глазами темнеет.

Юля считает, что я к ней, как к шлюхе отношусь?

— Пойдём, — бросаю сухо и иду в гостиную. Там уже стол накрыт.

— Решил трахнуть меня красиво? — Юлины губы трогает ядовитая ухмылка. — Мне на стол ложиться вместо десерта или основного блюда?

Её голос дрожит от злости и обиды.

— На твоём месте я бы прикусил язык, — говорю с мнимым спокойствием.

— Радуйся, что ты не на моём месте и тебе не приходится чувствовать себя последней швалью, — Юля сжимает кулаки. — Это мерзко, знаешь ли, — добавляет.

Прожигаю её взглядом и делаю резкий шаг, останавливаясь в паре сантиметров. Она стоит, опустив голову. Не хочет мне в глаза смотреть.

— В договоре есть пункт о том, что каждый из нас обязуется вести себя корректно и не унижать другого на публике, — её голос ломается.

— Есть такой пункт, — от близости ангела моё дыхание сбивается. Её запах одуряет, а вид просто лишает рассудка.

— И что же? Великий и ужасный Громов не считает нужным соблюдать этот пункт? — хрипит она. Понимаю, что Юля начинает плакать. — Я бы всё равно пришла. Ты это прекрасно знал.

— Чем я тебя унизил? — интересуюсь.

— А ты считаешь, что поездка через два города в таком виде — это нормально? Меня могли изнасиловать, ограбить и убить! У меня маленькая дочь!

И тут Юля вскидывает лицо. По её щекам катятся слёзы.

— Я приставил к тебе охрану, но надеялся, что у тебя хватит благоразумия приехать на такси, — говорю правду частично. Сейчас не ощущаю удовлетворения от своей победы. Мало того! Чувствую себя законченным ублюдком. Впервые. И это неприятно.

— Ты прекрасно знал, что у меня нет возможности оплатить такси. Я в этом уверенна. Ты сделал это специально.

Чёрт!

Слёзы катятся по её щекам сильнее с каждой секундой. У меня ощущение, что на моей шее удавка, и она затягивается, лишая кислорода. Резко выдыхаю, бережно беру девушку за подбородок и начинаю сцеловывать солёные дорожки. Юля замирает от моих действий и как-то сжимается вся.

— Прости, — выдыхаю. Бл*ть, ни у кого раньше прощения не просил. Никогда! Даже у родителей. Что эта женщина со мной делает?

Она молчит, а потом громко всхлипывает.

Бережно прижимаю хрупкую фигурку к себе, ощущая, как Юля дрожит всем телом. Замёрзла или боится меня?

— Мой ангел, — шепчу и припадаю к её губам. Юля не сопротивляется, обмякая в моих руках, но и не отвечает. Она сейчас напоминает безвольную куклу.

Рычу от злости. Только не пойму на себя или на неё больше злюсь. Внутри буквально клокочет. Её покорность бесит и подстёгивает на безрассудства.

— Мне должно нравится, — шепчу ей на ухо. — Помнишь?

Она распахивает глаза, убивая меня взглядом. И я снова её целую. Мягко, нежно, медленно. Обвожу кончиком языка чувственные губы, неторопливо играю с её языком. Она откликается, но отдачи по-прежнему нет. И это бесит, пробуждая во мне чертей.

— Пойдём, — увлекаю ей за собой в гостиную.

Огонь в камине бодро потрескивает, наполняя помещение мягким светом.

— Садись. У меня тоже, как видишь, камин есть, — криво улыбаюсь.

Юля опускается на мягкую шкуру и подбирает ноги к груди, обхватывая себя за колени. А я приношу два бокала с вином. Надо помочь ей расслабиться. Чувствую себя чуть ли не насильником. Хотя на что я надеялся? Что эта строптивая женщина упадёт в мои объятия? Что она раньше соблюдала рамки приличия и прогоняла меня только потому, что так было надо? Наверное…

Я привык, что женщины стелятся передо мной. Я для них лакомый кусок. Возможно, в глубине души я просто не верил Юле. Считал, что контракт всё изменит? Она поймёт, что больше не надо ломаться и строить из себя приличную? Да, отчасти так и думал.

Но увидев сегодня выражение её лица, почувствовал себя настоящей мразью. Хотя отступать я всё равно не планировал. Поздно. Слишком многое я сделал, чтобы эта женщина оказалась в моих объятиях.

Юля от вина не отказывается. Залпом опрокидывает в себя бокал и просит ещё. Хмыкаю и приношу сразу бутылку. Следом отправляются ещё два бокала, и девушка тут же хмелеет. Тут же понимаю, что она была голодная. К блюду с канапе она так и не притрагивается.

— Поешь, — протягиваю ей шпажку с красной рыбой.

Она безропотно отправляет кусочек в рот и устремляет взгляд на огонь.

— Слушай, Громов, — тянет.

— Просто Влад.

— Хорошо. Просто Влад, давай уже с этим покончим? Трахни меня, и я пойду домой.

Неожиданно Юля поворачивается ко мне, убирает в сторону посуду, а затем ложится на шкуру, широко разводя ноги.

— Смелее, — холодно подбадривает. — Поймёшь, что у меня там всё точно такое же, как у