Она болела ими. Как бывают камни в желчном пузыре, так они были у Яны Борисовны в… сердце. Она заболела ими еще в юные годы, когда влюбленный в начинающую приму балета генерал украсил ее тонкие пальчики, точеную шейку и просвечивающие в лучах софитов розовые ушки гарнитуром, вывезенным из покоренной Германии и принадлежащим, по слухам, самой фрау Геббельс. Так Яна стала самой бриллиантизированной дамой Москвы. Потом за ней бурно ухаживал второй секретарь Якутского обкома, что тоже несколько утяжелило ее стройное тело. Потом, по слухам, за одну ночь с известным вором в законе она получила в подарок бриллиантовую брошь, которую носила когда-то сама фрейлина Вырубова. Дальше – больше: как деньги – к деньгам, так и камни – к камням. Пришло время, когда стареющая балерина уже не могла часто выезжать за границу, реже стала получать в дирекции конверты с премиями. Настала пора расставаться со своими сокровищами. Не сидеть же на жидких супчиках наряженной, как рождественская елка! Но и продавать свои сокровища в скупке по цене золотого лома она не собиралась. Нашлись достойные покупательницы – две-три жены больших начальников, знаменитая киноактриса, звезда цирка Баркова, еще несколько дам, чьи мужья руководили небольшими трикотажными фабричками в Прибалтике или заготовкой фруктов на Кавказе. Вскоре оказалось, что мадам Торопова может выгодно продать не только свои камушки, но и те, от которых хотели бы избавиться дамы из ее окружения. На них тут же находились новые покупатели, которые, чуть переплатив, позволяли Яночке не только безбедно существовать, но и откладывать приличные средства на черный день. Надо заметить, что одной из первых клиенток нелегального ювелирного салона стала дочь всевластного генсека, которая обожала драгоценности. Именно ее абажуроподобное розовое платье украсила на одном из новогодних балов брошь Вырубовой. Дамы подружились настолько, что дочь Самого, под руководством которого страна строила свое светлое будущее, первой узнавая о грядущих повышениях цен на бриллианты, бежала скупать их в спецсекциях и прихватывала с собой в качестве эксперта Яночку. Так что денежки, отложенные на черный день, превращались в камушки, а через некоторое время снова в денежки, но уже вдвое большие. Подпитывался бизнес Тороповой еще и дефицитнейшими заграничными камнями изысканной огранки, провозимыми каким-то непостижимым образом через таможню знаменитой укротительницей.

Со временем среди покупателей в «салоне» Яны стали появляться и вовсе темные личности. Так она узнала Залимхановых, которые однажды, не торгуясь, скупили всю партию камней, привезенных накануне Барковой и принесенных порученцем Петей, или Козырьком, как его называла Гаянэ. Мужчины разговорились, у них нашлись общие интересы, и вскоре Козырев почти в каждую поездку за рубеж брал с собой партию высоко ценимого там героина, а оттуда привозил «вечные ценности» в виде камушков, получая значительный навар от своих операций, «сливаемый» частично на счет в Швейцарии. И вот теперь будущее его бизнеса было под угрозой…

– Ну чего ты перезванивал? – спросил чеченец вместо приветствия. – Случилось что?

– Гаянэ сказала, что убили Яну и у нее спрашивали обо мне.

– Знаю. И ты, значит, решил проявить осторожность. Что ж, может, ты и прав. Хотя чего тебе бояться – там в книжке человек триста записано, – проявил подозрительную осведомленность Рифат. – Пусть КГБ ботинки снашивает, бегает. Где камни?

– Вот, – протянул бутылку Петр.

– Ну ты даешь, Клоун, – усмехнулся Рифат, называя Козырева придуманной им ненавистной кличкой. – Вечно что-нибудь изобретешь. Все двадцать здесь? – задал он риторический вопрос, так как между ними сложились абсолютно доверительные отношения. – Дать наликом или положить на твой счет в Лозанну?

– А почему не товаром?

– Все, завязываем мы с товаром. Теперь деньги из воздуха будем делать. Хочешь, вложи свой капитал – вернешь в пять раз больше…

– Спасибо, но я наметил тут одно дело. Так что возьму налом.

– Ну смотри, не пожалей потом. Скоро большие перемены будут, – вздохнул Рифат, передавая плотный кирпичик из долларовых банкнот. – Так что мы с тобой прекращаем дела. Если что, найдем тебя, – прозвучало на прощание – то ли как обещание будущего сотрудничества, то ли как угроза.

Когда расстались, Петр вздохнул с облегчением. Он соскочил, наконец, с бритвенного лезвия, по одну сторону которого смертельными клыками сверкали камни, а по другую – засасывающая зыбь белого порошка. И еще ему хватило ума не проговориться чеченцу о тайном визите незваных гостей и находке одного из них, – он только сейчас осознал, что эта обмолвка могла стоить ему жизни.

А тогда он мотнулся на дачу и заложил доллары в тайник до лучших времен. И только через год понял, что имел в виду чеченец, говоря о переменах и деньгах из воздуха: к власти пришел Дудаев. Чечня отделилась и стала высасывать из России деньги с помощью авизо.

А через три года пришел незнакомец с половинкой уже недействительной сотенной купюры…

За эти годы произошло многое.

После встречи Петра с Рифатом грянул путч. Неизвестно, чем занимался в те дни чеченец, а Козырев пребывал в панике. Он метался в бурлящей Москве и не знал, что ему делать: то ли мчаться в Анапу к своим, чтобы там искать какие-то выходы на Запад, хотя бы через Турцию, то ли окопаться на даче и держать круговую оборону. А может быть, вовсе податься в бега за Урал. Петр Ильич почему-то считал, что пришедшие к власти реваншисты-коммунисты тут же начнут ставить к стенке буржуев явных и тайных, а к последним он справедливо относил и себя. Правда, после визита тех «грузчиков» он вполне мог перейти в категорию первых. Он съездил на дачу, чтобы переждать возможную стрельбу в столице, а заодно и проверить, не побывали ли и там, возле главного тайника, непрошеные гости. Все оказалось в порядке. Замок на железной двери в глухом бетонном заборе открылся легко, грядки не были перекопаны, а в доме все на местах. Тайник, который он предусмотрительно оборудовал в подкопе под глухим забором между своим и соседним участком – так, чтоб доступ к нему был у него, а принадлежал он вроде бы соседу-генералу, никто не трогал: кирпичи над подкопом лежали в том же порядке, а непуганые черви под ними расползлись лишь при первых копках саперной лопатки. В общем, все обошлось.

Путч, как понял лишь потом Козырев, сыграл на руку ему и подобным ему деятелям: организовали все кагэбэшники, и после провала было уже не до них – впору самим спасаться, а не губить кого-то…

Началась неразбериха и в Союзгосцирке. Отменили все зарубежные гастроли, таинственным образом обнищала касса, не на что стало содержать зверинец Барковой. Ее подопечные тихо хирели и постепенно вымирали без надлежащего ухода. А вскоре она и сама умерла от сердечного приступа после запоя с лучшей подругой, дочкой бывшего генсека. Так оборвалась самая главная ниточка, которая связывала Петра с «каменным веком» в его биографии. Но не единственная, которая могла вдруг затянуться петлей на его шее – братья Залимхановы могли объявиться в любой момент. Да еще этот таинственный доброжелатель…