– Бабуль, ты чего? – искренне удивился Балька. – Я ж не бездельник, как некоторые. У меня аспирантура, и, кстати, я там, мягко говоря, не в худших рядах. Вот закончу – чуть-чуть ведь осталось – диссер защищу, а там уж… Ну, после то есть…

– Диссер! – Аркадия Васильевна хмыкнула почти презрительно. – Даже в этом никакой серьезности. Про остальное и говорить-то неприятно. После, надо же! Ладно, не обижайся, я не об этом. В аспирантуре ты молодец, диссертация и степень – тоже отлично. Не повредит во всяком случае. Но вся эта… тусовка… Болото ведь. А из болота чем дальше увязнешь, тем тяжелее выбираться. Ты интересный неглупый молодой мужчина, а общаешься сплошь с пустышками, это еще мягко говоря. Не задумывался о том, что где-то есть нормальные девушки? Причем «где-то» – не на другой стороне земного шара, а, в общем, неподалеку, достаточно только выскочить из всей этой развлекательной мишуры. И где-то среди них – та, с которой ты сможешь прожить всю жизнь. Семья – это ведь не только родительский дом, собственную семью каждый и строит собственноручно. Не пора ли хоть кирпичики для этого строительства начать выбирать?

– Бабуль, да какая еще семья? – Балька, хвативший во время празднества не только шампанского, но, кажется, и коньячку, поначалу был весел и безмятежен, как щенок на лужайке: кузнечики стрекочут, стрекозы прямо на нос садятся, солнечные зайчики пляшут. А тут вдруг на тебе, изволь добычу вынюхивать или дом сторожить, или даже упряжку тащить. В блестящих карих глазах заплескалось недоумение. – Небось, когда дядя Михаил сразу после школы решил жениться, вы тут такой вой подняли, словно он папу римского убить намеревался. Думаешь, я не в курсе? А со мной, значит, все наоборот? Давай-давай, быстренько подставляй шею и делай постное лицо, пора-пора-пора. Подумаешь, четверть века! Много, что ли? Вполне можно и погулять еще. Чего ты меня, молодого веселого мальчонку, – он смешно вытаращил глаза, – в семейный хомут пихаешь?

– Молодого мальчонку?! Погулять? – Аркадия Васильевна шлепнула ладонью по подлокотнику пухлого кожаного кресла – не то изумленно, не то возмущенно, не то обреченно-безысходно. – Четверть века ему не возраст! Ты до пятидесяти, что ли, в веселых мальчонках бегать собираешься? Все бы тебе игрушечные машинки коллекционировать, по клубам пропадать да в компьютере стрелять. Раньше люди в твои годы уже дело собственное построить успевали и кучу детишек вдобавок нарожать.

– Опять на деда намекаешь? – Балька явно собрался обидеться. – Только я – не он! Раньше, подумаешь! Знаем мы эти ваши «прежние времена», в школе учили: чуть ли не в пятнадцать лет женили и замуж выдавали, да еще и не спрашивали, нравится – не нравится, всем по фигу, сказано – под венец, иди под венец с кем велено. Тебе вот это нравится? Ты мне и невесту уже небось подобрала? С самой лучшей родословной, да? Как в племенном хозяйстве – чтоб потомство было наилучшее, да? Ну хоть познакомь, что ли! А то, знаешь, как-то меня не восхищает перспектива знакомиться с собственной невестой уже в ЗАГСе!

Балька сердито дернул плечом, моментально став похожим на встрепанного двенадцатилетнего пацана.

Какой же он, в сущности, еще мальчишка! Аркадия Васильевна растроганно улыбнулась и потрепала внука по взъерошенным вихрам.

Невесту ему она тогда и впрямь начала уже присматривать, благо круг знакомых был весьма широк, так что дочек, внучек и племянниц в этом кругу подрастало множество – хорошенькие и не очень, умницы-разумницы и простоватые, не в родителей, фефелы, хулиганистые непредсказуемые сорванцы и романтические красотки – только выбирай.

Впрочем, больше она этот разговор не возобновляла. Отчасти смутившись проницательностью внука – все-таки Балька у нее очень, очень неглупый мальчик. Отчасти потому, что он был прав, припомнив историю вокруг первой женитьбы Михаила. Экий ведь поросенок сообразительный! Отчасти опасаясь с «поросенком» рассориться – вот уж лишнее, право слово. Да и жаль мальчишку строжить: без родителей остался рано, она у него одна. Но главное – Аркадия Васильевна отодвинула тему в дальний угол, рассчитывая на то, что брошенное зерно начнет прорастать. Мысль в вихрастую голову внука уже попала, а Балька совсем не такой поверхностный, как иногда кажется.

Да и не стоит, в самом-то деле, такие серьезные вещи решать, что называется, «в лоб». Аркадия и у влюбленных в нее мужчин никогда ничего не просила. О нет! Просить – это так грубо и, честно говоря, неумно. Зато всегда можно создать ситуацию, которая подтолкнет «объект» к нужным эмоциям, а затем и к поступкам. Если это удавалось с поклонниками, почему эта стратегия не должна сработать с Балькой – хоть и очень неглупым, но зато очень молодым, достаточно неопытным и потому неискушенным в высоком искусстве интриги мальчишкой? Кто сказал, что интрига – это непременно дурно? Главное – все придумать и продумать, чтобы все двигалось в правильном направлении.

Разумеется, она придумала.

И, что бы там ни говорила несколько шокированная Кэт, придумала очень даже неплохо.

Нет, в самом деле. Потому что очень хочется, чтобы осиротевший, опустевший дом вновь зазвенел голосами, смехом, разговорами. Жизнью.

Не так, как сейчас, когда в доме, над ведущей к крыльцу мощеной дорожкой светится единственное окошко на втором этаже. Впрочем, подумала она, доставая ключи, единственное живое окошко – это лучше, чем вовсе ни одного. Намного лучше.

Вешая пальто на плечики, Аркадия Васильевна на мгновение прижалась щекой к пушистой, еще пахнущей снегом ткани. Даже глаза прикрыла от удовольствия.

Та конференция оказалась удачной и в деловом смысле. Даже более чем удачной. Конечно, крупные изумруды им «ни туды, ни в Красную гвардию», как говаривал Эдуард Родионович. Но мелочь отдавали по ценам совершенно смешным, на вес, россыпью, как кое-где опалы и сердолики продают. Ну или гранаты, скажем. Не любые, конечно. Не «уральский изумруд», уваровит (вероятно, именно эти гранаты украшали роковой купринский браслет), и не зеленый же демантоид, что «играет» сильнее бриллианта, но и встречается исчезающе редко, так что и цены на него заоблачные. Нет, «обычные» гранаты – красные альмандины да пиропы. Именно они, кстати, идеально «совпали» с колумбийской изумрудной мелочью. Аркадия Васильевна со своими мастерами месяца два после той конференции возились с камнями, как привороженные, и оторваться от придумывания не могли: и так хорошо выходило, и эдак, и еще вот эдак. В золоте красно-зеленые россыпи приобретали почти варварскую пышность, серебро смягчало и привносило в украшения аристократическую элегантность. В итоге запустили две серии: кольца, серьги, браслеты, ожерелья. Разлетались украшения – ну как пресловутые горячие пирожки, ей-богу. А еще говорят, что ювелирка – неходовой товар, смеялась Аркадия Васильевна. И вспоминала, что именно об этом писал в своем дневнике дед. На самом деле он приходился ей прапрадедом, но ей нравилось говорить «дед», это словно бы приближало тогдашнего Аркадия Привалова к ней, ставшей в итоге наследницей и продолжательницей семейного дела. По словам деда, невелика хитрость «Кохинором» воображение поразить, а вот из обычных, недорогих материалов красоту создать – вот где художник скажется.