Понятно, что Адриан попытался сделать то же самое, но быстро убедился: без толку. Новый командующий французской армии Дюмурье первым делом поставил своих людей в штабах и на складах. Жан-Жака, по слухам, попытались отправить на гильотину, но до суда дело не дошло, видимо, откупился.

В этот момент Адриана и постиг первый серьезный кризис. Пытаясь сообразить, куда вкладывать немалые деньги, снятые на втором заказе, он кинулся листать биржевые сводки и понял, что не понимает ровным счетом ничего. Молодой человек просто никогда этим не занимался!

«А еще ведь и приданое будет!» — с ужасом подумал Адриан.

Теперь, чуток нюхнув пороха, он ясно понимал: большие деньги — это и серьезная головная боль. Приданым жены придется как-то управлять! Куда-то вкладывать! Приумножать! Он был совершенно не готов к решению этой задачи.

Адриан кинулся к отцу, но тот уже успел выпить за обедом пару бутылок и мирно посапывал в кресле, прижимая к груди третью, только начатую.

— Отец! — Молодой человек принялся толкать Аристида. — Когда эта чертова Анжелика приезжает?!

Отец не без труда разодрал глаза.

— Они двадцатого июля с Мартиники отплыли. Две недели до Бордо. Считай сам.

Адриан прикинул и удивленно хмыкнул. Семья Беро должна была прибыть в Бордо 4 августа, а в Париж — еще через шесть дней, никак не позже.

— Слушай, папа, они должны были приехать неделю назад.

Старый Аристид нехотя поставил початую бутылку на стол и уселся поудобнее.

Он вздохнул, нахмурился, покачал головой и сказал:

— У Амбруаза на шхуне большой груз сахара. Наверное, что-то с таможней не так.

Адриан решительно замотал головой. Недели ему вполне хватило, чтобы увидеть главное: чиновники не просто покупаются. Они жаждут, чтобы их купили.

— Брось, папа. Он откупился бы.

— Да, верно, — согласился отец и взял со стола кипу биржевых сводок. — Так, оптовые цены на сахар и ром не росли. Это значит, что ураганов не было.

Адриан, уже понимавший значение политических новостей, прикусил губу и спросил:

— А если они попали под арест как подозрительные личности?

Старый Аристид побледнел, но тут же отмахнулся и заявил:

— Фу, напугал отца. Какие списки подозрительных? Неделю назад и слова такого еще не было! Хотя…

Отец и сын переглянулись. Была еще одна категория богатеев, не любимых ассамблеей: эмигранты. Прошло больше года с того времени, как начали выходить декреты, предписывающие всем эмигрантам вернуться во Францию немедленно, под страхом смерти. Ну, а с февраля их имущество во Франции стали попросту отнимать и, разумеется, присваивать.

— Не годится. — Адриан покачал головой. — Мартиника — территория Франции, они никуда не эмигрировали.

Отец язвительно усмехнулся.

— А ты уверен, что Амбруаз никуда с Мартиники не плавал? Например, в Луизиану? Вот тебе и формальный повод.

Он был прав. В нынешней Франции такое случалось. Стоило кому-то покинуть ее земли хотя бы на неделю, и любая секция коммуны могла начать к нему придираться. Где был? Что делал? Не участвовал ли в боевых действиях против родины в рамках Пильницкой декларации, подписанной Австрией и Пруссией? И попробуй доказать, что не участвовал.

— Этого мне еще не хватало, — убито проронил Адриан.

Ему бы сейчас работать, учиться вкладывать деньги. Перспективы были, он уже начал это чувствовать. Как раз сегодня, как сообщил стенографист, его первый информатор в ассамблее, вышел декрет о ликвидации больниц, принадлежавших монашеским орденам. Это означало, что огромное количество аптек с ртутью, сурьмой, а главное, опием, единственным обезболивающим средством, остались вообще без управления. Адриан понятия не имел, как торговать лекарствами. Он понимал главное: стоит влезть в аптечное дело сейчас, в самый разгар войны с Пруссией, и можно стать богатейшим коммерсантом Парижа!

«Деньги у меня есть, — мгновенно пронеслось в голове. — А конфискат уже сегодня будет оформлен. Несколько правильных взяток, и к утру все это будет мое, буквально за гроши».

Мешало одно: долг друга семьи и будущего мужа. Черт бы их всех побрал! Хочешь не хочешь, а ему надо было немедленно ехать в Бордо и выяснять, что там стряслось с этой Анжеликой Беро.

— Папа! — Он заискивающе заглянул в глаза отца. — А ты не мог бы на время взять мои деньги в работу? У меня такая сделка намечается! Жаль будет упустить.

Старый Аристид поджал губы и потянулся за бутылкой.

— Нет, сынок, не возьму. Устал я. Выдохся.

Положа руку на сердце, Адриан и сам это видел. Все то время, пока он прожигал отцовские деньги, тот работал с пяти утра до темноты. Каждый день. Любую минуту.

— Прости, папа.

Аристид вздохнул, вернул бутылку на место и проговорил:

— Знаешь, сынок, вот закончили они описывать наш дом, пришел я к нашему дворецкому в его мансарду, присел на койку у окна. — Голос отца дрогнул, а глаза блеснули слезами. — А там, за окном — голуби.

Аристид закрыл лицо сморщенными ладонями. Плечи его затряслись.

— Я ведь голубей лет двадцать не видел! — сквозь рыдания выдавил он. — Просто некогда было.

Адриан подошел и прижал седую голову к груди.

«И что бы тебе не найти кого-нибудь на Мартинике, Анжелика Беро! Вот ради чего тебя во Францию понесло?»

Главная мысль, терзавшая ум и сердце Анжелики всю дорогу до монастыря, была такой: ради чего отца понесло в эту чертову Францию? Он вполне мог подыскать ей мужа и на Мартинике. В конце концов, каждый молодой человек рано или поздно берется за ум, особенно если он женат и не бегает в рабочие бараки в поисках свободных черных девиц.

Нет, в монастырь ее отправили не сразу. Едва она успокоилась, французский священник добился от инквизиции ясного и недвусмысленного разъяснения ее положения в связи с вынесением приговора отцу. Анжелика слушала и не верила своим ушам. Инквизиторы забрали в пользу испанской церкви и короны все, чем владел отец.

— Так я теперь нищая? — спросила она.

Святые отцы молчали.

— Нет, вы объясните, — начала напирать Анжелика. — Я хоть чем-нибудь владею? Отец продал нашу плантацию и всех рабов. Где вырученные деньги?

— Все деньги в монете и ассигнациях конфискованы.

— Но я же наследница, — напомнила Анжелика, — у меня и приданое должно быть.

— Вы еще не вступили в наследование, — охотно пояснил юрист. — А приданое не было выделено из общего семейного имущества.

Анжелика взбеленилась.

— Но я же — часть семьи! — заорала она. — Это все и мое тоже!

— Вы не наследуете ничего. — Юрист развел руками. — Все имущество записано на вашего отца, а он приговорен как злостный еретик.