Моё предположение казалось фантастическим. Но всё же не хотелось от него отказываться. Если архитектор Краснов и желал каким-либо образом запечатлеть в формах дворца царскую корону, то сделал он это очень стилизованно.

Мало кто может догадаться, что итальянский дворик скрывает в себе нечто большее, его реально можно увидеть.

Предположение сравнить его с царской короной у меня появилось ещё по одной причине. Как я уже говорил, в подземельях юсуповского замка мною был обнаружен чертёж, на котором Ливадия (а значит и царский дворец) были обозначены значком, очень похожим на царскую корону.

Выходит, всё сходится? Или я просто хочу, чтобы так сходилось? В тот момент противоречивые мысли блуждали в моей голове. Как вдруг я явственно увидел треугольник. Такой, как в «подземном» чертеже: Счастливое – Соколиное – Ливадия. Он был обозначен как «врата» – «голубой глаз» – «корона». Три сильных места, три тайных знака, тайная логика прошлых времён…

Этот треугольник не был соединён воедино, но явственно прослеживалась связь, существующая между данными населёнными пунктами. И сердце моё яростно забилось, как тогда, в замке Юсупова в момент созерцания кучи земли через витраж с голубым глазом.

Я стал лихорадочно вспоминать, что же интересного в тех подземных архивах, которое могло пригодиться именно сейчас. В голове мелькали схемы подземелий, рабочие чертежи самого замка, строительные сметы, акты… Всё не то! И вдруг…

Я весь напрягся. Не может быть… Но действительность заставила отбросить в сторону любые сомнения. В моей голове всплыла фамилия того, чья подпись стояла под многими рабочими чертежами. Архитектор Краснов…

Выходит, теперь у меня имелось сразу два Краснова. Но кто они: братья, отец и сын, однофамильцы? В тот момент у меня и в мыслях не было, что речь идёт не о двух, а об одном человеке, который проектировал и строил юсуповский замок в Коккозах, а следом – царский дворец в Ливадии.

Тогда я вообще ничего не знал об этом архитекторе. Зато сейчас, когда информации о дореволюционном периоде жизни Крыма стало более чем достаточно, пришёл и мой черед сказать об этом человеке несколько добрых слов.

Николай Петрович Краснов не был коренным крымчанином. Он появился на полуострове в 1887 году после окончания архитектурного отделения Московского училища. И вскоре стал ялтинским городским архитектором. Надо сказать, ему чуть-чуть не повезло. Незадолго до этого в Крыму умер архитектор А. А. Авдеев, и эти два талантливейших человека при жизни не успели встретиться. Зато созданные ими творения служили и служат людям до сих пор. Можно сказать больше. Каким-то невообразимым, мистическим образом храм-пирамида в Севастополе, полное название которого Свято-Никольский храм-памятник, построенный архитектором Авдеевым, тесно связан с царским ливадийским дворцом. И эта связь проявлена не только вследствие покровительства над двумя этими архитектурными творениями царской семьи. И оба они были горячо любимы последним русским императором Николаем II, но и… Впрочем, об этом нам ещё предстоит узнать, а также проследить те невидимые связи, которые объединяют храм (пирамиду) и царский дворец (корону) и какую «посредническую» роль в этом играет замок Юсупова (глаз).

Пока же я возвращаюсь к личности Н. П. Краснова. Проработав двенадцать лет на должности городского архитектора, Николай Петрович зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Не удивительно, что он обратил на себя внимание лиц, которые могли предложить реализацию самого необыкновенного проекта.

Таковым стал великий князь Петр Николаевич. Человек, ценивший прекрасное. Инженер-строитель, впитавший в себя знания о лучших образцах архитектуры Средиземноморья и Востока. Можно сказать, он был уникальнейшей личностью и выдающимся представителем правящей в России династии Романовых.

Сотрудничество с талантливым архитектором вылилось в грандиозный проект. В районе нынешнего Мисхора был построен дворец с экзотическим названием – Дюльбер. В переводе с тюркского – «прекраснейший», а внешне напоминающий дворцы Востока, и прежде всего, Египта. Таким образом, благодаря великому князю Петру Николаевичу и архитектору Н. П. Краснову в Крыму была продолжена «египетская линия». В этом отношении Николай Петрович подхватил у А. А. Авдеева эстафету строительства необычных строений в египетском стиле. Не исключено, что Дюльбер имел тоже свой знак, например, «каменный лотос» или «спящий фараон». Но это так, мои умозаключения. Они ни на чём не основаны…

После завершения строительства Дюльбера слава архитектора Краснова распространилась далеко за пределы любимой им Ялты. И вскоре поступило ещё одно предложение. Его бывший «работодатель», а по совместительству и коллега – великий князь Петр Николаевич, возглавил комиссию по реставрации ханского дворца в Бахчисарае. Краснов стал одним из его ближайших помощников. Эта работа продолжалась около десяти лет, потребовав от архитектора новых знаний, тонкости в понимании первоначальных замыслов зодчих прошлого, проникновения в культуру татарского народа.

Дело в том, что от комиссии требовалось не просто провести реставрацию, чтобы ханский дворец ещё многие годы мог радовать своим видом каждого. От неё требовалось нечто иное. Реставрация дворца уже проводилась, и не раз. В конце концов это привело к утрате многого из того, что прежде являлось духом и сутью ханского дворца.

Н. П. Краснов ездил по татарским сёлам и зарисовывал разные интересные архитектурные решения их жилищ. Он разговаривал с местными мастерами, пытаясь выведать у них какие-то секреты, применяемые при строительстве, изучал быт, духовную среду, легенды. Всё было ему интересно. В конце концов многое из того, что удалось почерпнуть, нашло своё дальнейшее развитие в виде конкретных предложений, часть из которых была принята и воплощена в жизнь. Ханский дворец стал удачей и для великого князя, и для его архитектора.

Надо сказать, после завершения работ у Н. П. Краснова остался длинный перечень того, что он ещё мог бы воплотить. Но рамки реставрации ему этого просто не позволили. Наработанный опыт и целые папки с эскизами, пронизанными духом Востока, ждали своей дальнейшей реализации.

И здесь очень кстати поступило предложение от князя Юсупова. Он желал построить охотничий дом на окраине села Коккозы, в глубоком горном ущелье, по которому бежала полноводная река. Охотничий дом, да ещё небольшой, в какой-то глуши… Абсолютно непривлекательный проект. Тем более после таких удач, как «египетский» Дюльбер или ханский дворец. Николай Петрович даже хотел отказаться вначале, не видя смысла в нём для себя, как зодчего, способного реализовывать полномасштабные проекты.

Но, приличия ради, съездил в Коккозы, побывал на месте предстоящей стройки и… Неожиданно для себя архитектор понял, что он должен строить, что он возьмётся за этот заказ. Но строить – не охотничий дом, а нечто совершенно иное. Это будет замок!

Теперь оставалось лишь убедить князя Юсупова в необходимости переосмыслить первый вариант, усложнив его до неузнаваемости. Странно, но Феликс Феликсович не только согласился с предложением архитектора, но и принял живейшее участие в его обсуждении. Николай Петрович открыл для себя иного Юсупова – пытливого, умного, не лишённого способности тонко чувствовать изыск Востока.