Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, например, ещё до начала «Великой тихоокеанской войны»[40], в феврале 1941 г., Министерство юстиции и Генеральная прокуратура Соединенных Штатов внесли Североамериканское отделение Общества Воинской добродетели (Хокубэй Бутокутй) в список подрывных организаций наряду с такой скандально известной разведывательно-диверсионной организацией, как «Общество реки Амур» — Кокурюкай. Мотивацию американских военных и контрразведчиков можно понять. К тому времени в Японии действительно существовало большое количество тайных обществ, некоторые из которых, как то же Кокурюкай, самым активным образом вели разведывательную и подрывную работу против действующих (Китай, Корея, Бирма, Филиппины, позднее США) и потенциальных (СССР) противников Токио. Впрочем, этим же объясняется и неспособность правоохранительных органов Соединённых Штатов разобраться в хитросплетениях тайной политики Японии и хотя бы заметить разницу между двумя совершенно разными организациями: Кокурюкай и Сококукай — «Обществом Отечества». Оба они были, по мнению американской прокуратуры, экстремистскими, а потому были… объединены в одно — «Общество Черного дракона — Сококукай» — к чему мудрить и заострять внимание на таких «тонкостях»? Военная обстановка не способствовала разборчивости, но нам справедливости ради необходимо признать, что среди членов всех этих обществ действительно было немало высокопрофессиональных специалистов по боевым искусствам — восприятие бусидо изрядно изменилось за первые десятилетия XX в.
В 1937 г. Министерство образования Японии обнародовало Кокутай-но-хонги (Основы государственного устройства»), в которых нашлось место и для Пути воина: «Гармония явственно сказывается и в воинском духе нашей нации, которая одна высоко ценит бусидо… Это тот дух, который можно рассматривать как священный воинский дух. Воинский дух нашей нации не ставит своей целью убийство людей, напротив, он дает им эту жизнь. Подобный дух пытается оживить всё вокруг, а не разрушить. В своей борьбе он руководствуется миром, суля подъём и процветание; и через борьбу он оживляет всё вокруг. В этом и заключается воинский дух нашей нации»[41]. Итоговая реляция Кокутай-но хонги гласила: «Возвести новую японскую культуру, усваивая и переплавляя западную культуру в соответствии с нашим государственным устройством и тем самым способствовать развитию мировой культуры»[42]. Несмотря на безобидную риторику, большинство японцев совершенно однозначно воспринимали такую вполне гуманитарную, в официальном изложении, миссию бусидо совсем иначе, естественным образом увязывая её не с «развитием мировой культуры», а с захватнической политикой хакко итиу — объединения «восьми углов мира под одной крышей», и следуя простой формуле, позаимствованной из Корана и внедренной в сознание одним из националистических гуру тех лет и большим любителем будо Окава Сюмэй: «Провидение всецело под сенью меча»[43].
Вооружённой мечом десницей «божественного» японского народа посчитали себя многие фехтовальщики и не только. Наилучшим же регионом для японского «освоения» являлась Маньчжурия—Манею и в целом огромный, но раздробленный и малоспособный к организованному сопротивлению Китай. «Китай был традиционной сферой приложения сил японских националистов еще с середины 80-х годов XIX в. В осознании необходимости его колонизации были солидарны все националисты и консервативные революционеры, потому что Китай был нужен Японии как сырьевая база, рынок, территория, куда можно было переселять “избыточное” население… Маньчжурская эпопея в той или иной степени стала делом всей жизни целого поколения военных, политиков, идеологов и технократов, родившихся между 1884 и 1896 гг…именно это поколение отошло от традиционной колониальной политики и решило реализовать в Маньчжурии свои новаторские идеи и замыслы. В основе создания Маньчжоу-го лежало не просто стремление отторгнуть от Китая часть территории (территориально и административно единого Китая уже давно не существовало) и даже не просто желание создать подконтрольное буферное государство на границе СССР, что было вполне естественно и со стратегической, и с тактической точки зрения. Новое государство должно было стать полигоном для испытания модели националистического государственного социализма…» — писал об этих событиях В.Э. Молодяков[44].
Испытатели нашлись немедленно, и среди них оказалось немало известных сегодня людей — те имена, которые ныне вспоминают не иначе как с использованием определения «великий», в 20—30-х гг. прошлого столетия были объектами приложения других эпитетов, главным из которых было соси . Это слово можно перевести и как «храбрец», «лихая башка», и как «бандит, наёмник, громила». Современник первых соси, а их происхождение относится к первым годам эпохи Мэйдзи, Лафкадио Хэрн характеризовал их как «одно из бедствий современной Японии. Они по большей части состоят из бывших студентов, добывающих себе пропитание насильственными террористическими деяниями. Политики пользуются ими или против “соси” противника, или в качестве клакеров и крикунов на выборах. Частные лица иногда пользуются ими для личной охраны. В последние годы они играют роль во всех скандальных покушениях на выдающихся особ»[45].
Неудивительно, что среди соси, в том числе «маньчжурских» — мансю соси, оказалось немало представителей мира боевых искусств. Более того, очень скоро в числе лидеров мансю соси выявилось сразу несколько молодых мастеров будзюцу относительно высокого ранга. Со временем они основывали свои школы, стили и даже виды воинских искусств. Будучи в разной степени авантюристами, обладая нереализованными желаниями, комплексами и амбициями, все эти люди пытались найти себя, искали возможности для самореализации на захлестнувших Японию националистической и милитаристской волнах. Они искренне верили в «священную миссию Ямато» по покорению «варварских стран» и народов, верили в хакко итиу, каких бы ужасных жертв ни стоила реализация этой идеи и к каким бы бесчеловечным приемам ни приходилось прибегать ради нее. Да и как им было не верить в это, если даже христианин доктор Нитобэ, автор «любимого чтения иностранцев, стремящихся узнать настоящую Японию»[46] и ректор университета, который окончили большинство выдающихся будока, призывал их к колонизации, целью которой является «наилучшее освоение и использование природных богатств и развитие человеческой культуры путем взаимного сотрудничества народов, по-разному одарённых Небом», и напоминал, совсем уже в духе [современной] американской администрации, что, например, «Корея не может самостоятельно поддерживать порядок на своей территории, и это создаёт угрозу безопасности Азии в целом».