Я снова видел. Кари исцелила меня.

Переливы колоколов ворвались в открытое окно вместе с ветром, отбросившим волосы с лица Епифании. Воздух казался таким же звонким и хрупким, как этот звук. С каждой секундой молчания Совета Тристан чувствовал, как план из безумного превращается в осуществимый. Тишина скрывала повороты внутренних колес, перемещения чаш весов, сложный анализ, происходящий в головах пастырей. Многие из них считали нападение на еретиков верным решением, но подчинялись мудрости и высокому положению Силье. Теперь же, когда его решения оспаривал кто-то другой, пастыри были не прочь посмотреть, во что выльется спор.

Дева-инквизитор улыбнулась королю – триумфально, как будто тот уже победил, и Терновник невольно ответил ей. Король внезапно понял, что Силье будет вынужден принять вызов, а он сам вполне может одержать верх – ожесточенные тренировки с Далом Рионом не прошли зря, а Силье постарел. Божий суд, когда правота соперников решается поединком, не был официально отменен, но к нему давно никто не прибегал, так как существовал суд инквизиторов. Зачем рисковать собой, когда есть люди, знающие правду?

– Вы всего лишь запутавшееся дитя, Тристан. Кроме того, вы многого не знаете о мире, в котором мы пребываем. – Силье не стал ждать решения Совета, доставая меч из ножен. – Ваши решения продиктованы не заботой о Лурде, а желанием разрешить собственные противоречия. Еще не поздно остановиться.

– Если я не прав, я паду в этом круге. – Тристан пожал плечами. – Все справедливо.

– Благословляю вас, братья мои. Да будет разрешен этот спор в соответствии с заветами Бога-отца, – прошелестел пастырь Вик.

Силье не слишком рассчитывал на поддержку пастырей, поэтому вероломство Вика, согласившегося на провокацию, его не взволновало. Лорд-инквизитор начал разминку. Он не любил тратить время зря.

Епифания двинулась прочь, освобождая круг. В каждом ее движении заключалась гармония, тщательно созданная с помощью воли, умения играть чужими ожиданиями и собственной красоты. Никто в зале не сочувствовал Терновнику, кроме нее, и это тронуло короля. Пусть сочувствие не было бескорыстным, все же оно оставалось настоящим. Его мир был бесцветен, полон вины и устрашающих приступов, а сейчас он впервые ощутил себя рыцарем, которого провожает на бой чистая дева. Акира, столь же чужой здесь, как и она, подал Епифании руку.

Противники встали друг против друга, заключенные в мозаичный круг. Терновник снял мантию, чтобы она не мешала, сделал несколько движений, заново привыкая к мечу. Лорд-инквизитор Силье также скинул верхнее облачение, оставшись в обычной одежде воина: высокий пост ничуть не повлиял на его готовность сразиться. Ему было около пятидесяти пяти, но он вел строгий образ жизни и ежедневно тренировался, как и полагалось инквизитору. Церковник такого ранга должен обладать и другими способностями, о которых рядовым людям знать необязательно. Король ощущал ледяную уверенность, струящуюся от плотной фигуры этого могущественного человека.

Силье не медлил, но и не торопился, сделав несколько тренировочных выпадов. Плотно сжатые губы в обрамлении коротко подстриженной бородки слегка раскрывались в едва заметной улыбке удовольствия, когда он напрягал мышцы. То ли он не считал Тристана серьезным противником, то ли просто любил бой, где бы тот его ни настиг. Король бы поставил на второе – лорд-инквизитор лучше всех знал, как сражаться.

Наблюдая за тем, как Силье разогревает мышцы, Тристан вдруг понял всю двусмысленность ситуации: желая вершить волю Бога-отца и карать за проступки, он собирался повергнуть на землю элиту инквизиции. Человека, которому Господь не только дал возможность отделять ложь и заблуждение от истины, но и позволил руководить другими такими же людьми. Сомнение нахлынуло на короля, моментально уничтожая позаимствованный у Епифании раж, смывая опьянение, вызванное изумлением на лицах пастырей, и оставляя короля наедине с отцовским, непреклонным взглядом Силье.

Тот моментально почувствовал смену настроения короля:

– Тристан, вряд ли Господь желает, чтобы его слуги переубивали друг друга. Ваши сомнения понятны, но Бог-отец дал мне умение понимать намерения других людей и отделять вымысел, миф от истины. Не стоит ли и вам довериться мне? – Сдержанный, повелительный голос Силье чуть расцвечивался насмешкой.

Король моментально вспылил. Он уже устал ощущать себя вечным сыном, рабом не Бога, а Совета, и меньше всего желал кому-то доверяться. Тьма внутри казалась невозможно глубокой, ее могли рассеять только подвиги. «Господь воинств» висел в воздухе напоминанием о том, что стоит на карте.

– Приступим.

Сжатый рот Тристана застыл на лице неприятным мазком высокомерия. Он отсалютовал переговаривающимся пастырям, безликой шепчущейся массе, жаждущей зрелищ. Не все смирились с поединком, многие негодовали, считая поступок короля наглостью, но никто не мог пойти против воли Вика, а толстяку надоело делить власть с кем-то еще. «Странно, – подумалось Тристану, – они больше думают о своих званиях, чем о Боге-отце».

Первый удар Силье был сокрушителен. Он попытался выбить оружие из рук короля прежде, чем тот вошел в ритм боя. Тристан хорошо фехтовал, однако ему нужно было настроиться, а лорд-инквизитор набросился на врага, как демон, надеясь ошеломить, выкинуть за границы мозаичного круга и бескровно победить. Епифания вскрикнула где-то сзади. Прежде такая атака отрезвила бы Тристана, но сейчас попытки Силье выкинуть его из круга, словно мальчишку, вызвали прямо противоположный эффект. Уйдя в глухую оборону и отбивая свирепые выпады противника, король кипел. До края круга осталось не так много, Силье усиливал натиск, мышцы горели.

– Господь со мной! – прорычал лорд-инквизитор не изменившийся за долгие годы клич, с которым поражал врагов Лурда.

Зрение подводило Тристана, превращая гнев и боевую ярость Силье в видения. Король даже не пытался держать видения в узде, бросая все силы на схватку. Силье сиял, словно поражающий дракона святой, он был соткан из веры и могущества. Тристан смотрел на золотого человека, гоняющего его по кругу, и этот идол казался непобедимым.

– Не думал, что король так долго продержится, – заметил кто-то за спиной.

– Сдавайтесь, Тристан.

Лорд-инквизитор разговаривал с ним, словно с загнанным в угол еретиком, которому осталось лишь признаться в своих грехах. Тристан же искал брешь в его доспехах – как в защите, так и в ослепительном сиянии брони самодовольства. Но он не мог сосредоточиться, прочитать Силье, занятый лишь тем, чтобы не вылететь из круга.

– Вам стоило бы исповедаться, – не удержался от укола жилистый инквизитор, отступив на пару шагов.

Силье демонстрировал достоинство старшего, подавлял уверенностью в том, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Его, облеченного высшей властью, командующего войсками Лурда, вызвал на поединок светский правитель, оставленный церковью как символ, отсылка к давним временам. Но инквизитор не колебался, веря в собственную избранность всей душой. Мир не представлялся ему хаосом. Все несущественное отметалось как помеха, и Тристан был не угрозой, а лишь незначительной задержкой на пути к порядку. Много лет потребовалось лорду-инквизитору, чтобы так отполировать свою броню, но иногда судьба сталкивает даже лучших из людей с тем, чего они не ожидали и к чему не готовились.