– Что теперь будет? – Мазур и Стробач стояли, а Стороженко все еще сидел.

– Там будет видно, – сказал Стробач. – А пока живи, как жил. Командуй городом и «Рассветом», девочек только смотри не обижай. Пошли. В машине накрапаешь письменные показания.

Они прошли через небольшой плац, где в свое время проходили утренние разводы и вечерние поверки, свернули за угол бывшей санчасти…

Можете говорить что угодно про мистику или чутье. А может, глаз поймал характерный блик оптики на ближайшем холме, и сами собой сработали рефлексы еще до того, как Мазур сумел что-то обдумать и осознать.

С воплем «на землю!» Мазур сшиб с ног мэра. И не увидел, – разумеется, увидеть такое невозможно – почувствовал едва уловимое колебание воздуха, какое вызывает пролетевшая поблизости пуля. Пуля эта ушла в сторону моря.

Сграбастав мэра, Мазур швырнул его, как мешок с картошкой, за угол санчасти. Прыгнул сам. Рядом упал Стробач – уже с пистолетом в руке.

Вторая пуля взметнула фонтан земли в том месте, где только что лежал Стороженко. Третьего выстрела можно было не опасаться – Мазур представлял, с какой стороны ведется стрельба, теперь их от стрелка прикрывал угол дома.

Что же там у нас? Ну да, холм с каменной россыпью, помнится, проезжали такой…

Мазур выхватил мобильный – связи не было. Ясен перец, вашу мать, здесь нет приема. Эх, если б был! Джип с охраной долетел бы до того холма в одно мгновение. А теперь стрелок уйдет. Уже, скорее всего, улепетывает во все лопатки к оставленной на обочине машине…

– Все. Думаю, война окончена, можно и выходить, – поднялся, отряхивая костюмчик, Стробач, который все понял и без объяснений. – Только на всякий пожарный предлагаю обойти стороной, под прикрытием этой хаты.

– Что вообще происходит? – бормотал Стороженко: он все еще лежал на земле, предпринимая время от времени тщетные попытки встать на ноги, но они его не слушались.

– Интересное кино получается, – Мазур, не обращая на мэра ни малейшего внимания, убрал в карман бесполезный мобильник. – Это что, они срисовали наш приход к мэру? И решили устранить немедля?

– Вряд ли. Даже если в кабинете у этого, – Стробач показал кивком на копошащегося в пыли Стороженко, – и в самом деле полно жучков, то это ж пока расшифруют, доложат, организуют снайпера… Нет, не успели бы, никак не успели бы так быстро… Где-то в другом месте утечка была.

Они переглянулись.

– Но на наше счастье, – совершенно спокойно продолжал Стробач, – мы для беседы выбрали курилку, со всех сторон прикрытую строениями и деревьями. Или это не счастье, а опыт? Сами не осознаем, что делаем, а делаем все правильно…

– Черт его знает, товарищ полковник, – Мазур носком ботинка легонько ткнул в бок мэра, который лежал на земле ни жив ни мертв, прикрыв голову руками, как под артобстрелом. – Это привет от вашего Пасленка, пан Стороженко, ежели еще не поняли. Теперь только мы сможем вас защитить. Так что писать обо всем готовьтесь со всей предельной откровенностью. Ну ладно, пошли на всякий случай в обход, хватит тут валяться…

Погоды стояли прекрасные, виды из окна на стольный град Киев открывались преотменнейшие, а настроение было поганым.

Хуже нет, когда что-то ускользает прямо у тебя из рук. Кажется, всего ничего осталось, только пальцы сжать – и вдруг оказывается, что сжимаешь пустоту. А объект, на который ты нацелился, исчез, испарился. Причем в данном конкретном случае исчез не в фигуральном, а в самом что ни на есть физическом смысле слова. Исчез из жизни, из бытия, из мира материального. Фотографии с места трагедии Мазур сейчас как раз перелистывал на компьютере. Не в первый раз уже. Повторно смотрел не для того, чтобы отыскать ускользнувшие детали, нет, скорее всего, никаких деталей. Листал чисто механически, как другие вертят и теребят в руках какую-нибудь фиговину…

В Киев они вернулись вчера поздним вечером, хотя отбыли с территории базы сразу после того, как вызванные по телефону неулыбчивые парни в одинаково строгих костюмах приняли в свои ласковые ручки пана мэра и стали скрупулезно шерстить базу и холмик, расположенный недалече, на предмет улик, следов и вещественных доказательств.

Мазуру со Стробачом там делать уже было нечего. О результатах поездки в провинциальный городок, возле которого на протяжении года столь уютно чувствовал себя террористический сброд, разумеется, анитеррористу Говорову и обоим олигархам, Малышевскому и «реваншисту» Ивану Сергеевичу, тоже доложено было незамедлительно, хотя и эзоповым языком, – едва они оказались в зоне приема мобильной связи.

Более развернутый доклад Малышевскому и Больному решено было оставить до возвращения в Киев, равно как и обсуждение дальнейших действий. Тут уж на свой страх и риск Мазуру со Стробачом действовать было решительно невозможно, потому как чеченский след резко повернул в сторону и неожиданно потянулся аж к правительству Украины. Таким образом, в игру вступали фигуры заметные и, более того, фигуры политические, что означало, помимо усиленной охраны означенных фигур, еще и возможный, выражаясь газетным языком, широкий общественный резонанс. Это тебе не какой-нибудь занюханный провинциальный чиновник, могущественный только на своем, строго очерченном пятачке.

Малышевский так и сказал Мазуру по телефону, причем открытым текстом (не иначе, закрытая была частота): замминистра Пасленка из правительства незалежного государства так просто в багажник не запихнешь, на заброшенную дачу не вывезешь и в подвале разговор по душам при помощи плоскогубцев и паяльника ему не устроишь. Тут уж, по меньшей мере, требуется санкция с почти что самого правительственного верха, вкупе с обещанием от тех же Малышевского и Больного прикрыть по всем фронтам, ежели что. Но подобные вопросы с кондачка не решаются, отцам-командирам сперва требовалось друг с другом встретиться, прийти к единому мнению, выработать совместную стратегию. Все это сделать они могли, разумеется, не прямо сейчас.

Поэтому Мазуру было велено отдохнуть до утра, и сей приказ он отправился выполнять с превеликим удовольствием. Со Стробачом они расстались на аэродроме. Тимош умотал куда-то с водителем Кривицкого, а Мазур в сопровождении Оксаны вернулся к себе на квартиру, где принял сто пятьдесят «хеннесси» и завалился в койку. Без всяких вариантов.

Первый звонок разбудил Мазура в девятом часу утра. Оксаны рядом не было. Интересно, куда она подевалась? Он сел на кровати и посмотрел на будильник, стоявший рядом с телефоном на тумбочке. Ага, в Москве уже десятый час. Звонила няня и изволила весьма беспокоиться по поводу столь продолжительного Мазурова молчания. Мазур пробормотал нечто соответствующее случаю – дескать, все нормально, командировка она и есть командировка, волноваться незачем, спросил, как там Нинка, как малыш. Выслушав уверения, что все в порядке, пообещал позже перезвонить и нажал кнопку отбоя.

И только он вернулся в объятия Морфея, как телефон грянул вторично. «А чего это, интересно, Оксана не подходит к аппарату, – подумал сквозь сон Мазур, – чего это я должен трубку брать?»