class="a">{133}. «Зашевелился трудовой народ и вереницами, точно в пасхальную ночь, потянулся к фабрикам, заводам и мастерским на торжественный праздник, зная, что отныне там ждет его освобождение от векового рабства», – с явным пафосом рассказывал газетный корреспондент. Колонны двигались по заранее расписанному плану, и порядок был практически образцовым. Примечательно, что организаторы заметно недооценили численность украинских участников праздника. Украинцы собрались у Владимирского собора не в 9, а в 8 часов утра, после чего прошли с желто-голубыми флагами и с пением «Ще не вмерла Україна» на Софийскую площадь к памятнику Богдану Хмельницкому. «Огромные толпы народа, солдаты, участники манифестации рабочие восторженными криками “Слава” приветствовали шествие украинцев на всем пути», – говорилось в репортаже. У памятника состоялся большой митинг. После этого украинская манифестация прошла обратно по Владимирской к Бибиковскому бульвару и только тогда, согласно плану, присоединились к общему шествию.

Уже в девять часов утра Думская площадь[11] была переполнена. В начале десятого на думском балконе появились губернский комиссар Суковкин, генерал Ходорович, члены Исполнительного комитета и представители обоих советов. Раздалось громовое «Ура». Оркестр военной музыки грянул «Марсельезу». На Крещатике показались красные флаги – шла первая колонна манифестантов-рабочих.

В колонне в тот день были не только красные и желто-голубые флаги, но и черные. «Марсельеза» и революционные песни время от времени сменялись звуками «Вечной памяти» и похоронных маршей: чествовали павших за свободу…

Манифестация на углу Владимирской улицы и Бибиковского бульвара. Март 1917

Манифестация на Владимирской улице. Март 1917

Манифестация на Софийской площади. Март 1917

Манифестация на Бессарабской площади. Март 1917

Манифестация на Крещатике. Март 1917

Манифестация на Думской площади. Март 1917

Шествие перед думой продолжалось с 9¼ часов утра до 6½ часов вечера. По оценке газетного репортера, в нем приняло участие около 200 тысяч человек{134}. В Киеве тогда было около полумиллиона жителей; следовательно – если верить газете – почти всё трудоспособное население было в тот день в праздничных колоннах. При этом не было ни одного несчастного случая; каретам скорой помощи, большое количество которых было мобилизовано и стояло наготове, не пришлось работать{135}.

Манифестация 16 (29) марта. Думская площадь

Манифестация 16 (29) марта. Думская площадь и памятник Столыпину, подготовленный к демонтажу

Манифестация 16 (29) марта. Крещатик, вид на Думскую площадь

Манифестация 16 (29) марта. Александровская улица, вид на Царскую площадь

В эти же дни на той же Думской площади произошло еще одно первое в своем роде для Киева событие – снятие памятника.

Памятник премьер-министру Российской империи Петру Столыпину, убитому в Киеве в сентябре 1911 года, был открыт во вторую годовщину его смерти; благодаря пожертвованиям было собрано более 200 тысяч рублей, чего с избытком хватило для постройки{136}. На пьедестале стояла фигура Столыпина в полный рост, по бокам пьедестала – аллегорические фигуры Мощи (русский витязь) и Скорби (русская женщина). На передней стороне пьедестала была надпись «Петру Аркадьевичу Столыпину – русские люди», с правой стороны, над фигурой витязя – «Вам нужны великие потрясения – нам нужна великая Россия». Имперский премьер-министр в сознании многих был олицетворением старого режима.

В преддверии праздника Исполнительный комитет Совета объединенных общественных организаций постановил снести памятник Столыпину. По первоначальному плану, фигура должна была быть снята, а пьедестал памятника – оставлен. Работы должны были быть произведены ночью.

В те годы сотрудником популярной киевской газеты «Последние новости» был поэт, писатель-сатирик Яков Давыдов, более известный под псевдонимом Яков Ядов. Он автор слов известной песни «Бублички»{137}, а по мнению некоторых исследователей, также и легендарной «Мурки»{138}. В «Последних новостях» в 1917–1918 годах каждые несколько дней появлялись его стихи, в основном «на злобу дня», под рубрикой «Конфетти». В номере от 15 (28) марта за подписью Ядова была напечатана

Баллада

На площади Думской, где тени

Цепями сливаются лент,

Уставясь в кафе Семадени,

Огромный стоит монумент.

Поставлен во имя идеи,

Превыше иной каланчи,

Чтоб надолго знали плебеи

Девиз: «Покорись и молчи».

И плакался дождик осенний,

И ветер вокруг завывал,

Но доблестный «враг потрясений»

Незыблемо, твердо стоял.

Стоял он солидный, угрюмый,

Не чуткий к народной молве,

Казалось, великие думы

Рождались в его голове.

Он думал: – В народном доверьи

Опоры не мог я найти.

Ее я нашел в жандармерьи,

В «охранке» мои все пути.

Не смея в политику вникнуть,

Молчала бессильно печать.

Мой лозунг: – «Не смейте и пикнуть»,

Девиз мой: «Тащить, не пущать».

Не страшны мне были препоны,

Достаточно был я силен.

А если мешали законы,

Я делал «нажим на закон».

Хоть валики в старой шарманке

Порою чувствительно врут,

Я верил безмерно охранке,

Но там отыскался мой Брут.

Но первое марта настало,

Неслыханный блещет презент,

И слышно, сошел с пьедестала

В безлунную ночь монумент.

Шагая по площади быстро,

Ногами гранит волновал.

И звал он премьера-министра,

И с ним Протопопова[12] звал.

Но нету его прозелитов,

Молва торжествуя гласит,

Что там, где сидит Щегловитов[13],

И сам Протопопов сидит.

И слышится голос народа:

– «Долой мракобесье и тьму,

Да здравствует Русь и Свобода!»…

И все непонятно ему.

И слезы сей голос навеял,

И стало ему тяжело:

– Ужели все то, что я сеял, —

Такие плоды принесло?

Волнуются радостью степи,

Ликует могучая ширь;

Порвались народные цепи,

И вздрогнул в тоске богатырь.

И снова под думские своды

Угрюмо пошел великан.

Светало, и солнце Свободы

Уже прогоняло туман{139}.

Образ памятника, ночью сошедшего с пьедестала, конечно, отсылает к «Медному всаднику»; а через почти полвека после Ядова в песне Александра Галича «Ночной дозор» во главе процессии по ночным улицам пойдет памятник Сталину – «бронзовый