Жаннет прошептала мне на ухо:

— Увидишь… вот сейчас будет хорошо… будет снег…

Руки ее тряслись. Она так нервничала, что не могла попасть ключом в замочную скважину. В коридоре царил полумрак…

— Давай… попробуй ты… У меня не получается.

Голос ее звучал все более и более прерывисто. Потом она уронила ключ. Я нагнулась и стала искать его на ощупь. Наконец мне удалось вставить ключ в замочную скважину. Мы вошли, включили плафон — комната осветилась желтым. Постель стояла неубранной, занавески на окнах оказались задернутыми. Жаннет присела на край кровати, открыла ящик ночного столика и достала оттуда металлическую коробочку. Она предложила мне втянуть носом белый порошок, который и назывался «снегом». В одно мгновение у меня возникло ощущение свежести и легкости. Теперь я была уверена, что тревога и чувство пустоты, что мучили меня там, на улице, больше никогда не вернутся. С тех пор как аптекарь с площади Бланш сказал мне про пониженное давление, мне казалось, что я должна сдерживаться, бороться с собой, контролировать себя. Ничего уж здесь не поделаешь… Иди или сдохни. Если я погибну, другие станут на мое место и шагнут на бульвар Клиши. Не нужно обольщаться иллюзиями. Отныне все изменится. Улица и границы кварталов показались мне слишком узкими.

Книжный магазин на бульваре Клиши работал до часу ночи. На вывеске одно простое слово: «Матте». Что это было, имя хозяина? Я никогда не осмеливалась спросить об этом у того мужчины с усами и в клетчатом костюме, что всегда сидел с книгой за своей конторкой. Приходили покупатели, брали открытку или лист писчей бумаги, и тогда он прерывал свое занятие. Но я приходила тогда, когда уже никого не было, за исключением разве тех, кто заглядывал сюда из «Минюи Шансон» напротив. Как правило, мы оставались вдвоем, он и я. На витрине были выставлены одни и те же книги. Как выяснилось почти сразу, это были фантастические романы. Он посоветовал прочитать кое-что из них — «Бриллиант в небе», «Тайный пассажир», «Корсары пустоты». У меня сохранился лишь один под заглавием «Грезящий кристалл».

Напротив, на полках около витрины, стояли книги, посвященные астрономии. Меня заинтересовала одна, в оранжевой, наполовину разорванной обложке. «Путешествие в бесконечность». Лежит у меня до сих пор. Я купила ее как-то в субботу вечером. В магазине никого не было, доносился лишь шум с бульвара. Из окна виднелись соседние вывески, даже та, бело-голубая — «Лучшие в мире красотки», — но они казались такими далекими… Я не рискнула беспокоить хозяина, который читал, склонив голову. Я так и простояла с полчаса в тишине, пока он не повернулся ко мне. Тогда я протянула ему выбранную книгу. Он улыбнулся.

— О, хорошая книга. Очень хорошая… «Путешествие в бесконечность».

Я спросила о цене, но он сказал:

— Нет-нет. Я дарю ее вам… И желаю приятного путешествия!

Да, этот магазин был не просто убежищем для меня, он знаменовал собой некоторый этап в моей жизни. Часто я оставалась там до самого закрытия. Рядом с полками стоял стул, вернее, стремянка. Я присаживалась на нее и листала книги и альбомы с иллюстрациями. Не знаю, замечал ли хозяин мое присутствие… Но иногда, не отрываясь от книги, он неожиданно произносил одну и ту же фразу: «Ну как, нашли свое счастье?»

Много позже я не помню от кого услышала, что единственная вещь, которую невозможно запомнить, — это тембр голоса. Но тем не менее я до сих пор слышу во время бессонных ночей эту фразу, произнесенную с парижским акцентом: «Ну как, нашли свое счастье?» И слова эти звучат все так же мило и загадочно.

Однажды вечером, выйдя из магазина, я неожиданно для себя оказалась на бульваре Клиши. В «Галоп» идти не хотелось, и мои ноги понесли меня наверх. Теперь мне доставляло удовольствие взбираться по склонам или по лестницам. Я считала каждую ступеньку, каждую площадку. Досчитав до тридцати, я поняла, что спасена…

Ги де Вер как-то дал мне прочесть книгу, которая называлась «Потерянный горизонт». Это была история о людях, что устремились в горы Тибета в поисках монастыря Шангри-Ла, чтобы постичь тайны жизни и мудрости. Но зачем же забираться так далеко? Я прекрасно помню свои ночные прогулки: Монмартр для меня — тот же Тибет. Достаточно взойти вверх по улице Коленкур. Там, наверху, у замка Бруйяр, я впервые в жизни дышала. Однажды на заре я потихоньку выскользнула из «Галопа», где сидела с Жаннет. Мы ждали Аккада и Марио Бея, которые собирались взять нас с собой в «Кабассю» вместе с Годинже и еще какой-то девицей. Мне было невыносимо душно, и под этим предлогом я вышла на улицу. Выйдя, бросилась бежать. На площади вывески уже не горели, даже вывеска «Мулен Руж». Меня охватило пьянящее чувство, которое мне не могли доставить ни алкоголь, ни «снег». Я взбежала вверх по склону, до самого замка Бруйяр. Тут же твердо решила больше никогда не встречаться с компанией из «Галопа». Потом я часто испытывала похожее ощущение, когда «сжигала мосты» за собой. Только в бегстве я чувствовала себя собой. Лучшие мои воспоминания — воспоминания о бегстве. Но жизнь всегда брала верх.

Едва ступила на аллею Бруйяр, я сразу почувствовала уверенность, что некто назначил мне здесь свидание, что снова я отправляюсь в путешествие. Где-то там, выше, была улица, куда я хотела вернуться когда-нибудь. Я шла по ней этим утром… И там будет встреча… Но я не знала точного места. Ладно, неважно… Я ждала, что на него мне укажет какой-нибудь знак. Улица упиралась в небо, словно вела к краю пропасти. Я шла вперед, испытывая такую легкость, которая иногда охватывает вас во сне, и вы уже ничего не боитесь и смеетесь над вашими страхами. Если что-то пойдет не так, всегда можно проснуться. Вы непобедимы. И я шла, в нетерпении, до самого конца, туда, где было лишь голубое небо и пустота. Какими словами можно передать мое состояние? У меня слишком бедный словарь. Опьянение? Экстаз? Восторг? Как бы то ни было, но эта улица стала мне родной. У меня появилось впечатление, будто я уже проходила по ней раньше. Я дойду до края пропасти и брошусь в пустоту. Какое счастье — плыть по воздуху, в невесомости… это чувство, которое уже не покидало меня никогда. Ту улицу я помню всю до мельчайших подробностей, и утро помню, и небо…

А потом вновь пошла плясать передо мною жизнь со своими взлетами и падениями. Однажды, в приступе меланхолии, я зачеркнула одно слово в заглавии книги, которую дал мне Ги де Вер, и написала другое. Книга называлась «Луиза Смиренная». Я заменила имя Луиза на Жаклин.

В тот вечер все выглядело так, словно мы намеревались заняться спиритизмом. Мы собрались в кабинете Ги де Вера, свет был потушен. А может, его просто отключили. Мы слушали Ги в темноте. Он пересказывал текст, который в обычных условиях прочитал бы при свете. Впрочем, я несправедлив к хозяину — Ги де Веру вряд ли понравилось, если бы он услышал про спиритизм. Он не заслуживал такого… И сказал бы мне, с оттенком легкого упрека: «Ну что вы, Ролан».

Потом он зажег свечи в канделябре, что стоял на каминной полке, и снова уселся за свой стол. Мы расселись по местам, лицом к хозяину. Кроме меня там была еще эта девушка, и супружеская пара лет сорока. Супруги выглядели чистенько, немного по-мещански. Я их видел здесь в первый раз.