– Ничего особенного готовить не будем, – сказала бабушка. – Надеюсь, ты не рассчитываешь поразить ухажера роскошным столом.

– Нет, конечно, Полу это не нужно. По нему ведь никак не скажешь, что он из богатой семьи. Он совсем не похож на свою мать или сестер. Каждый в нашей школе скажет, что они задирают нос. А Пол ничуть.

– Может, так и есть. Но мы живем совсем иначе, чем Тейты. И разница в вашем положении обязательно скажется. Ты должна быть к этому готова. И не надо воображать, что твой Пол – предел совершенства. Иначе горько разочаруешься. Такова уж человеческая природа. Чем выше пьедестал, на который мы возводим человека, тем стремительнее он с него падает.

– Никуда Пол не упадет, бабушка! – заявила я с такой непоколебимой уверенностью, что в бабушкином взгляде вспыхнула тревога.

– Ты ведь не глупая девочка, верно, Руби?

– Надеюсь, бабушка!

– Тогда не забывай, что случилось с твоей матерью!

Выражение бабушкиного лица было суровым и не предвещало ничего хорошего. Я даже испугалась, что наш званый обед пройдет в угрюмой и напряженной обстановке. Однако кухонные хлопоты отвлекли бабушку от тревожных размышлений. Несмотря на свое намерение приготовить самый заурядный обед, она все же решила блеснуть кулинарным мастерством. Стряпать она любила больше всего на свете, особенно для тех, кто мог оценить ее искусство. Мы взялись за одно из самых вкусных каджунских блюд: джамбалайю. Бабушка объявила, что на десерт будет торт с заварным кремом.

– Мама тоже хорошо готовила, да, бабушка? – спросила я.

– Очень, – ответила она, улыбнувшись воспоминаниям. – Когда дело касалось стряпни, ей не надо было ничего растолковывать. Габриелле еще девяти лет не было, а она уже варила гумбо. А в двенадцать готовила такую вкусную джамбалайю, что с ней никто не мог соперничать. Тогда дедушка Джек еще не утратил человеческого облика. Он брал Габриеллу на болота, показывал, что там есть съестного. Она все схватывала на лету. Знаешь, как про нас говорят: каджуны едят всех, кто не ест их.

Бабушка рассмеялась и принялась мурлыкать любимую мелодию. По воскресеньям мы делали в доме большую уборку. Это воскресенье было к тому же особенным, и я взялась за дело с особым рвением: вымыла до блеска все окна, надраила полы так, что они засверкали, и протерла всю мебель, не оставив нигде ни пылинки.

– Можно подумать, сегодня вечером к нам пожалует король французский, – подтрунивала надо мной бабушка. – Руби, прошу, не пускай пыль в глаза этому мальчишке. До добра это не доведет.

– Я не собираюсь никому пускать пыль в глаза, бабушка, – возмущалась я. – Еще не хватало!

Но в глубине души я, конечно, рассчитывала про извести впечатление на Пола. Может, он даже расскажет родителям, какие мы с бабушкой замечательные хозяйки, и они поймут, что зря противились нашей дружбе.

К концу дня наш маленький домик сверкал чистотой и полнился соблазнительными ароматами. По мере того как стрелки часов приближались к шести, мое волнение возрастало. Я надеялась, что Пол придет пораньше, и где-то за час до назначенного времени устроилась на галерее, высматривая, не появится ли он. Стол был накрыт. Я надела свое лучшее платье, сшитое бабушкой, – белое с широкой кружевной каймой, кружевной вставкой на груди, кружевными рукавами-фонариками до локтя и шелковым голубым поясом.

– Удачный фасон мы выбрали! – заметила бабушка, оглядев меня с головы до пят. – Благодаря этой вставке грудь у тебя как у взрослой. Ну-ка, повернись! – Она расправила складки на моей юбке. – Надо признать, Руби, ты превращаешься в настоящую красавицу. Ты даже красивее, чем была твоя мать в эти годы.

– Хотела бы я в твоем возрасте быть такой же красивой, как ты сейчас, бабушка!

– Вот уж придумала! Да такой старой карге только птиц на болоте распугивать! – рассмеялась бабушка, но я видела, что слова мои ей приятны.

Когда часы пробили шесть, я вся извелась от ожидания. Напрасно я напрягала слух, пытаясь уловить треск мопеда. Вокруг стояла тишина. Бабушка тоже вышла на галерею и бросила взгляд в сторону дороги. Потом сочувственно посмотрела на меня и вернулась на кухню – завершить последние приготовления. Сердце мое сжималось от беспокойства. Ветер крепчал, раскачивая верхушки деревьев. Где же он?

К семи часам я не знала, что и думать. По лицу бабушки, вновь вышедшей на галерею, я поняла: она считает дальнейшее ожидание бессмысленным.

– Пол никогда не опаздывает! – сказала я. – Надеюсь, с ним ничего не случилось.

Бабушка Кэтрин не ответила, да в этом и не было необходимости – взгляд ее говорил яснее слов.

– Идем в дом, Руби. Будем обедать. Не пропадать же нашей стряпне.

– Бабушка, давай подождем! – взмолилась я. – Он обязательно придет. Просто его что-то задержало.

Бабушка кивнула и ушла в дом, но еще через четверть часа вновь появилась в дверях:

– Мы не можем ждать его до утра.

Я встала и побрела в дом. Есть мне не хотелось совершенно. Бабушка молча подала на стол и села напротив меня.

– Джамбалайя сегодня удалась как никогда, – сказала она и добавила: – Хотя мне и приходится самой хвалить себя.

– О, все замечательно, бабушка. Просто у меня нет аппетита. Я… я так волнуюсь из-за Пола…

– Ну, волноваться ты можешь и на сытый желудок, – усмехнулась бабушка.

Сделав над собой усилие, я взялась за еду. Надо признать, торт с заварным кремом был так хорош, что я, несмотря на все свое уныние, уплела несколько кусков. После обеда мы с бабушкой вымыли посуду и я вернулась на галерею. Какая же причина вынудила Пола отказаться от вечера, который мог стать таким прекрасным?

Прошел еще почти час, прежде чем я услышала треск приближающегося мопеда. Пол мчался по дороге на максимальной скорости. Соскочив с мопеда, он бросился к дому.

Я вскочила со своего места:

– Что произошло?

– Руби, я так виноват перед тобой. Мои родители… В общем, мне запретили идти к вам. Я отказался обедать с ними, и отец запер меня. Хорошо, что мне удалось вылезти в окно и приехать. Надо извиниться перед твоей бабушкой.

Я сбежала по ступенькам галереи:

– Но почему тебя не пускали к нам? Из-за дедушки? Из-за его вчерашней выходки?

– Да… и не только. Они жутко разозлились, но мне наплевать! – Он сжал мою руку.

– Бабушка говорила, что так и будет, – кивнула я.

– У них ничего не выйдет! Им не удастся нас разлучить. Они просто не имеют права. Они… И я…

– Пол, это твои родители, – сказала я сухо. – И тебе придется их слушаться. Так что возвращайся домой.

Казалось, что сердце мое превратилось в ком болотной глины. Все вокруг потускнело, словно нашу бухту накрыла темным покрывалом сама неумолимая Судьба. Она не жалует влюбленных и не знает к ним снисхождения, это часто повторяла бабушка Кэтрин.