– Нет у меня силикона! – взвизгнула Диана Аркадьевна.

– Надо же: а то, что я про студень сказал, тебя не взволновало? Правильно, волноваться нечему, – печально скривился Михаил Яковлевич. – Колышется там в черепушке сплошная желеобразная масса с люрексом вместо извилин. Куда Макс смотрит? Давно пора тебя за ушко да на солнышко. Таранька ты сушеная, совести в тебе нет ни на грамм.

Диана Аркадьевна трагически всхлипнула и, едва не сметя свекра, вылетела в темноту.

Мгновенно сориентировавшийся Казанова решил изобразить рыцаря и под этой маркой миновать негостеприимного старика.

– Не смейте обижать даму! – Он выпятил грудь и опасливыми приставными шагами начал наступление, продвигаясь исключительно боком.

– Так ить не твоя дама-то, – простецки заулыбался дед. – Или твоя?

– Дама – она не обязана быть чьей-то. Право на неприкосновенность дает ей уже то, что она дама. Дамы – они общие.

– Общие дамы на Тверской стоят, – старик продолжал улыбаться с доброжелательностью аллигатора. – А эта курица щипаная – невестка моя. Пока еще невестка!

Последнее предложение он проорал так, чтобы Диана Аркадьевна была в курсе перспектив.

– Дед, зря ты так, – наконец вмешалась Маша. – Давай пироги есть. Надя, чай вскипятите!

– Ну, пироги так пироги. – Михаил Яковлевич смачно шлепнул зардевшуюся Надежду по объемистой филейной части и посмотрел вслед быстро удаляющемуся гостю. – Темень-то на улице. Не ровен час – сломает себе что-нибудь.

Словно в подтверждение его слов из-за забора раздался треск и жалобный вскрик.

– О! А теперь можно и по коньячку! – старик удовлетворенно потер руки.

Во тьме теплой июньской ночи одуряюще стрекотали сверчки, где-то лениво побрехивала собака, да слышалось удаляющееся жалостливое бормотание Казановы.

Счастье стало похоже на расколотое блюдце. Только что оно красовалось на белоснежной скатерти, и вот – два неровных полукружья на полу под ногами. Вроде и склеить можно, да надо ли? Если это просто блюдце, то можно и на помойку, а если нет? Если это жизнь? Нельзя ее на помойку, надо что-то сделать. Как раз мысль про «что-то делать» и бесила Машу больше всего. Совет постороннего, незаинтересованного и равнодушного. Лишь бы что-то сказать.

– Маня, ты тут, или в астрал ушла? – вывела ее из разъяренных раздумий Рита. – Лицо у тебя, прямо скажем, неласковое.

Алина примирительно улыбнулась и выразительно уставилась на Гусеву в надежде, что та немедленно онемеет.

– Случилось что? – оживился дед. Коньяк разогнал по жилам кровь и взбодрил. Старику захотелось попари́ть гордым орлом над суетливыми курицами и даже решить одним махом какой-нибудь ерундовый вопрос, который казался им обреченно-риторическим с налетом трагического фатализма.

– Ничего, – напряглась Маша.

– Сущая безделица, – подтвердила Рита. – Муж у нашей Мани, похоже, налево ходит.

– Ноги выдерну, – моментально рассвирепел Михаил Яковлевич. – Это как это? Почему молчала? Факты есть? Ну-ка, Машуня, давай все по порядку, излагай факты.

– Дед, успокойся. Нечего рассказывать. Нет никаких фактов. Одни догадки и подозрения. Леша пропал на сутки, отключил телефон, непонятно где ночевал. Я не хочу это обсуждать. Он сказал, что работал. Значит – работал. Все. Вопрос закрыт.

Она уже пожалела, что психанула и вызвала девчонок. Да еще дед приперся. Обсуждать собственный позор, раскладывая по полочкам обрывочные сведения и ловя за хвост смутные подозрения, не хотелось категорически.

– Кому врешь-то? «Вопрос закрыт»! – передразнил дед. – Такие вопросы не закрываются усилием воли. Надо все выяснить и успокоиться.

– И гнать его в шею, – ажиотированно добавила Рита, предвидевшая лишь один вариант развития событий.

– Не хочу я ничего выяснять! – подпрыгнула Маша. – Я мужу верю.

– И правильно, – неуверенно поддержала ее Аля. – Как можно жить с человеком, воспитывать общего ребенка и не доверять? Раз поженились – надо верить друг другу.

Старик и Рита уставились на дипломатку одинаково круглыми глазами.

– Шульгина, иногда лучше жевать, чем говорить, – отмерла Рита. – У тебя других доводов нет? Или, по-твоему, штамп в паспорте связан с ампутацией участка мозга, отвечающего за измены? Если твой мужик не ночевал дома, отключив телефон и появившись через сутки, ты в первую очередь подумаешь, что он работал?

– У меня нет мужика, – обиделась Алина, проигнорировав вспышку заинтересованности в рядах старшего поколения. – Но если он скажет, что работал, то я поверю. Так же проще.

– Так-то, может, и проще, только жизнь посложнее, чем тебе хочется, – разозлилась Гусева. – Если такому поверить один раз, то он войдет во вкус и заделается стахановцем, перейдя на круглосуточный график труда. А ты будешь удостоена высокой чести обслуживать героя пятилетки, кормить, обстирывать и создавать условия для будущих подвигов.

– Почему пятилетки? – опешила Алина.

– Потому что по статистике такие браки более пяти лет не держатся, с треском распадаясь, так как стахановец, не разобравшись, откуда берутся горячий корм и чистые подштанники, уходит туда, где живет романтика трудового азарта. Разберутся и он, и его романтика позже, но тебе от этого легче уже не станет. Не путай Машу: она должна либо узнать правду и восстановить справедливость, либо, опять же, узнать правду и жить дальше спокойно. Что вряд ли.

– Злая ты, Гусева, – опечалилась Алина и робко взглянула на Михаила Яковлевича, ища поддержки.

Маша, покрывшись красными пятнами, заплетала на бахроме скатерти косички, перемещаясь вдоль стола.

– Машуня, я могу все выяснить. Это дело пары минут. Охрана фиксирует входящих и выходящих, узнаем, во сколько пришел, во сколько ушел.

– Я мужу верю, – упрямо сдвинула брови Маша. – Но раз вы настаиваете…

Нет ничего страшнее и тягостнее неизвестности. С одной стороны, она понимала, что не надо копать, а то можно раскопать не только сундучок, но и пару-тройку скелетов, а с другой – как отказаться, если информация лежит практически рядом. Только руку протяни – и вот она, пожалуйста. Никаких сомнений, полная ясность. Беда была в том, что ясность эта могла разрушить всю жизнь. А Маша не готова была строить что-то новое на руинах. Хотя, вполне вероятно, что она уже давным-давно сидит на пепелище, только не знает об этом.

– А заодно узнайте, какие бабы находились в здании в этот же период времени, – бдительно посоветовала Гусева. – Нахождение на рабочем месте не освобождает от ответственности. Знаем мы, чем они там в этих офисах на столах занимаются. В Интернете целая подборка висит.

– Если у кого-то в транспорте украли кошелек, то это вовсе не означает, что у тебя тоже обязательно сопрут и поэтому надо ходить пешком и по исключительно пустынным улицам, – вспыхнула Алина. – Не надо подо все подводить свою упадническую философию.