– Да ты что! У нас домработница все делает.

– Ужас. С кем я общаюсь? Ты хоть что-нибудь умеешь сама? Прынцесса на бобах! Страшно слушать. А что ты вообще делаешь дома?

– Ребенка воспитываю. Мужа с работы жду.

– И как? Часто приходит?

– Кто?

– Муж. С работы. По-моему, ты уже дождалась, что он через раз ходит: раз к тебе, раз еще куда-то.

– Это всего лишь домыслы…

– А ты их проверь. И на будущее подстрахуйся. Неужели не страшно превратиться в домохозяйку, которая разбирается только в сериалах и узорах на когтях?

– Я не смотрю сериалы!

– Начнешь! Вот подрастет ребенок, сдашь его в садик и от тоски сдохнешь! Будешь мужу по вечерам про Хуана Педро рассказывать. Тебе на работу надо выходить!

– На какую?

– Нет, и это она меня спрашивает! При таком-то папаше! Это у нас с Шульгиной голова болит, как бы местечко получше найти, а тебе-то – раз плюнуть.

– Я отца просить не буду. Он упертый. Если меня куда и возьмут, то спрос будет в десять раз строже, чем с обычного сотрудника. У него пунктик: баба либо предмет домашнего обихода на полном довольствии, либо танк, который прет по головам и пашет, пока горючее не закончится. Да и не будет он мне помогать. Сказал, что каждый должен пробиваться в жизни сам. Иначе, мол, у человека искажается представление о жизни, он начинает функционировать как бы на костылях, и если вдруг костыли из-под него выбить, то даже ходить не сможет – поползет. Он вообще обозлился, что я замуж вышла рано. Хотел мне дело свое передать, в финэк меня на второе образование запихнуть. Думаешь, просто так я без денег сижу? Не-а. Папа на принцип пошел: раз захотела быть бабой – будь. Он же думал, что я боец. А оказалось, что я так, портянка.

– Жестко. Но верно. Так, а в чем сейчас проблема? Скажи, что передумала.

– Чего это я передумала? У меня патологическая ненависть к цифрам. Какой мне финэк? Мне бы, правда, бюро переводов какое-нибудь. Но я не буду просить.

– Почему? – ахнула Рита. – Что за неуместная гордость? Гордость от глупости, кстати, отличается не только набором букв в слове, а еще и последствиями. Кому она нужна, твоя поза? Дурью не майся. Не у чужого просишь, у своего.

– Глупо просить, если я знаю, что он откажет. Тем более, что я уже просила.

– И что? – заинтересовалась Гусева, для которой все это было откровением. Ей казалось, что у подруги жизнь простая, как рулон туалетной бумаги: разматывается себе предсказуемо и равномерно с четко выверенными линиями отрыва. А оно вон как, оказывается. Страсти кипят, на ровном месте люди сами себе проблемы придумывают.

– Посмеялся и отказал. Сказал, что дело хорошее, но денег он мне не даст. Потому что это может оказаться очередной прихотью. Мол, я должна эти деньги сама заработать, тогда и научусь относиться к бизнесу серьезно, а не как к маникюру на пару дней. В общем – с голоду не умру, но никакого личного бизнеса не видать мне никогда.

– Тогда иди работать на кого-нибудь. Мужа попроси тебя пристроить. Заодно посмотришь, к себе он тебя возьмет или от глаз подальше спихнет.

– Ритка, ты чего? Мой муж работает на моего отца!

– Ну, пардон. Забыла. Как у вас все сложно. В любом случае ищи место, ссылайся на папу, спекулируй его именем и начинай зарабатывать. Дочери такого человека постесняются предложить мало. Тем более, что с твоим папаней через тебя многие захотят подружиться. Используй то, что доступно. Работать надо хотя бы в качестве развлечения. Это нам с Шульгиной надо вкалывать, чтобы не голодать и не сверкать голым задом в протертой юбке, а ты можешь за тылы не опасаться.

– А Никиту куда? В карман?

– В частный сад! И самой на этот сад заработать. Ну, это не принципиальный момент, но можно же что-то придумать. Ты же можешь себе позволить тратить на сад хоть всю зарплату. Это будет компенсация за человеческое общение и возможность не сидеть дома.

– Но таких маленьких не берут в сад. Их вообще никуда не берут!

– Дело не в этом, – презрительно процедила Рита. – А в том, что ты просто желаешь торчать дома, как тупая клуша, и боишься нормальной жизни. Ему с тобой уже неинтересно! О чем вы разговариваете? О чем ты ему рассказываешь?

– О Никите, – опешила Маша. – О чем еще?

– Вот! – торжествующе проревела Гусева. – «О чем еще»! Да не о чем тебе больше рассказать! У тебя жизнь пустая, никчемная, и сама ты получаешься не человек, не личность, а приложение к своему ребенку. К его ребенку! Ты – нянька!

– Я не нянька, а мать! Что ты мелешь? Ему интересно про Никиту…

– Князева, ты дура. Тебе бэйджик надо сделать: «Круглая дура». Чтобы народ сразу понимал, с кем дело имеет. Ему раз интересно, два интересно, но у вас что, так много событий за день происходит, что прям как детектив: захватывающе и волнительно. Вот объясни мне, что обычно бывает? Что ты ему за ужином рассказываешь?

– Ну, как мы гуляли, что видели, машинки там, кошечек, – пожала плечами Маша, которой никогда не приходило в голову рассматривать свои повествования с точки зрения насыщенности и интересности. – Как Никита улыбался, как зарядку делал, чем покакал…

– Во ужас-то, – Рита выкатила глаза и пристально вгляделась в подругу, словно у той прорезался рог на лбу или третий глаз. – А что, есть варианты, чем можно испачкать памперс?

– Цвет, – снисходительно пояснила Маша.

– Не продолжай, – заржала Гусева. – В твоем голосе столько интеллектуального превосходства, что я раздавлена. И что, это вы день изо дня за ужином обсуждаете?

– Но это его ребенок, ему интересно!

– Маня, ты же вроде не идиотка. Хотя теперь я уже сомневаюсь. Ты с чего взяла, что мужику, который приперся домой со своих совещаний, оторвался до утра от офисных надушенных баб, интересно слушать про машинки и кошечек, не говоря уже про анализы? Ты меня бесишь! До такой степени, что хочется тебе сказать какую-нибудь фантастическую гадость или просто врезать, чтобы извилины встряхнулись и заработали. И его ты тоже бесишь. Ты хоть понимаешь, как это все тупо, по-бабски. Как можно считать женщиной тупую курицу, круглосуточно квохчущую над своим дитем? Мужики любят женщин, а матерей они уважают! Князева, если муж ложится к тебе в постель с чувством благодарности за подаренного ребенка и глубоким уважением, то можно пойти и утопиться с горя.

– Я в первую очередь мать…

– Мать у твоего Леши уже есть. У него должна быть жена. Женщина. Никто тебе не запрещает быть еще и матерью, но не до фанатизма, граничащего с идиотизмом.

– Ты хочешь подраться? – холодно поинтересовалась Маша, крепясь изо всех сил, чтобы не сорваться. Ей нужно было немедленно все обдумать. Только в одиночестве. Самое ужасное, что Гусева, эта ехидна, эта невозможная стерва, была права. Права на сто процентов!

– Нет, я просто хочу тебя побить, потому что ты, изнеженная, избалованная фря, не понимаешь своих возможностей! Вот я, умная, талантливая, перспективная, а у меня нет ничего! Вообще ничего! И не будет, хотя я знаю, как и что надо сделать! Но у меня нет сисек, нет шмоток и нет денег на то, чтобы обрести первое и второе! А без этого у меня не будет нормального мужика! А без мужика жизнь не имеет смысла, потому что тогда я буду чувствовать себя ущербной! И все будут считать меня таковой! Мне мужик нужен как факт! Как портки, чтобы зад прикрыть, потому что в нашем обществе ходить с голым тылом – моветон! А у тебя есть все, а ты это все свалила в мусорное ведро и тащишь на помойку. И за это тебя хочется убить на фиг!