– Это Макса невеста, да? Она почти год назад пропала. Из-за нее он все это затеял. – Юля раскинула в стороны руки, и листья, повинуясь ее жесту, взмыли в воздух. – Значит, она жива?!

– Жива. Пока еще. И вижу, ты, младшенькая, сунешься ее искать.

– Сунусь. Если она жива, значит, еще не поздно. И она может подтвердить, что Макс никого не убивал.

– Не суйся. – Старуха покачала головой. – Не готова ты. Как говорится, сила есть – ума не надо. Наберись сначала ума.

– А он ее убьет?! И прикрутит прямо к ребрам эти свои чертовы крылья?! А потом задушит и сбросит в какой-нибудь овраг?!

– Хочешь вместе с ней в овраг? – Голос старухи звучал все глуше. Да и сама она бледнела, вслед за отданной силой теряла остатки материальности.

– Я хочу ее спасти! Их всех хочу спасти!!!

– Значит, сработало. – Старуха вздохнула. – Я сама такой вот точно безрассудной была. И как только до старости дожила? – Она улыбнулась, пожала плечами. – Пора мне уже. А ты береги себя, младшенькая. И сердце свое от черноты береги. Черноты нахвататься – это всегда запросто, а вот чтобы потом отмыться, бывает, и не одну жизнь надо прожить, – сказала и к Юле подошла, снова погладила по голове, на сей раз прикосновения ее были уже неощутимы. И сама она исчезла, истаяла в предрассветной мгле. Надо же, вот и рассвет!

За спиной загрохотало. То есть грохотало уже давно, но дом держал дверь запертой, не хотел, чтобы старой и новой хозяйке мешали. А теперь вот решил, что можно, впустил растрепанного, одновременно злого и напуганного Павла внутрь, распахнул дверь пошире, еще и в спину подтолкнул так, что тот рухнул прямо в кучу жухлых листьев к Юлиным босым ногам. Получилось одновременно и романтично, и комично. Юля хихикнула. Наверное, это все нервы. Даже наверняка нервы. Она и сама рухнула. На колени перед чертыхающимся и барахтающимся в листьях Павлом, обхватила за плечи. Он был горячий и удивительно живой. Эта ночь почти отучила ее от живых людей, но рассвет все исправил.

– Юлька, ты как? – Они разглядывали друг друга в нарождающемся свете нового дня и словно бы узнавали друг друга по-новому.

– Я – все. – Она всхлипнула.

– Все – это плохо или хорошо? – Теперь уже он гладил ее по волосам, как до этого старуха.

– Я пока не знаю.

– А в права наследования ты уже вступила или как? Юля, я не знаю, что ты тут делала, но дом реально ходил ходуном.

– Да, – она смотрела на кленовый лист, удивительно яркий, почти живой, – он у меня с характером.

Кленовый лист дрогнул, а потом медленно и робко взмыл в воздух. Следом, уже смелее и решительнее, взмыли другие листья, а через несколько секунд вокруг них с Павлом кружился рыжий шуршащий хоровод. Павел поймал один лист, сжал в ладони, словно боялся, что он вырвется, сказал с каким-то мрачным удовлетворением:

– Да, похоже, случилось-таки озарение…

– И что будем делать? – спросил Павел.

Они сидели на кухне, ели приготовленную Юлей яичницу. После минувшей ночи у нее проснулся просто зверский аппетит. И сладкого все время хотелось.

– Я не знаю, как найти этого человека. – Юля не выдержала, зачерпнула из сахарницы столовую ложку сахара, съела. Павел ничего не сказал. Вот и хорошо. Ей и без того неловко. – Но я, наверное, могла бы попытаться найти невесту Макса.

– Как?

Она пожала плечами. Как-нибудь. Ведь ищут же как-то экстрасенсы пропавших людей. Она не то чтобы экстрасенс, но ведь попробовать можно? Хотя бы на фотографию ее глянуть. Вот только где взять эту фотографию? В дом к Максу ей дорога заказана, а где жила его невеста, так с ходу не узнать. Зато, наверное, можно наведаться к старшему следователю Самохину, попросить разрешения взглянуть на фото жертв. Ведь нету в этом ничего плохого. А ей так будет проще вспомнить. Что вспомнить?! Да хоть что-нибудь полезное для следствия.

Павел ее план одобрил. Ну, по крайней мере, не возражал. После ее недавней демонстрации новых навыков он вообще вел себя крайне сдержанно. Юля его не осуждала, ей и самой было странно чувствовать в себе вот это все. Знать то, что раньше проходило мимо и даже самым краешком не касалось. Вот, к примеру, у Павла болит голова. Она и раньше у него болела, но сегодня особенно сильно. Может, от стресса, может, от недосыпа. И если коснуться его висков, осторожно, лишь одними только подушечками пальцев, боль можно отогнать. Или забрать. Но разумнее и безопаснее отогнать.

Она и коснулась. Лишь в самый последний момент спросила робко:

– Можно?

Он кивнул, а потом поморщился от боли. Стало вдруг страшно, что у нее ничего не получится, а он поймет ее как-то неправильно, примет за ласку обычное желание помочь. Но у нее получилось. Пусть не с первой секунды, пусть со второй, но Юля почувствовала биение чужой жизни и слабую пульсацию чужой боли. Боль она поймала за гибкий шипастый хвост и потянула. Сначала было тяжело, а потом ничего – приноровилась. И с пальцев на землю она стряхивала уже не боль, а ее ошметки. Осталось только вымыть руки. Вот такая ментальная гигиена.

– Как это у тебя получилось? – Павел ощупывал свою голову, словно искал в ней какие-то трещины и бреши. – Боль прошла.

– Как-то получилось. – Юля пожала плечами, отошла к раковине, чтобы вымыть руки.

– Охренеть! – В его голосе был восторг пополам с удивлением.

– Сама в шоке. – Она вытерла руки полотенцем, сказала решительно: – Ну, я пошла!

– Я с тобой. – Он выбрался из-за стола, осторожно мотнул головой, проверяя, все ли с ней в порядке, удовлетворенно хмыкнул. – Провожу тебя к этому твоему следователю и подожду.

– Я не хочу тебя втягивать. – Получилось не слишком уверенно. И вообще, как-то по-сериальному.

– Уже втянула. – Павел снова мотнул головой, на сей раз с явным удовольствием. – Вот как только рухнула в тот овраг, так и втянула. Пойдем!

…Старший следователь Самохин, казалось, не удивился ее раннему визиту. Выглядел он помятым и жалким. Наверное, этой ночью вообще не ложился спать.

– Ну что, Юлия? Как дела? – спросил участливо. – Вспомнила что-нибудь важное?

– Нет. – Она улыбнулась. – Разбирала семейные архивы, думала, найду что-нибудь полезное. Но пока ничего, простите.

– А зачем же ты тогда ко мне явилась?

– Отметиться. – Она снова улыбнулась. – Ну, чтобы вы не переживали за меня.

– Молодец, – похвалил старший следователь Самохин и зевнул, а Юля вдруг отчетливо поняла, что больше всего Петру Ивановичу сейчас хочется напиться, а засыпать он, наоборот, боится, потому что во сне к нему могут прийти мертвые ангелы.

– А еще у меня просьба. – Быка нужно было брать за рога прямо сейчас, пока бык сонный и смертельно уставший.