Раздался звонок, и дверь наконец открылась. Эф вышел в служебное крыло больничного подвала. У стены, словно тележки в супермаркете в ожидании покупателей, сгрудились носилки с голыми матрасами. Гигантская тележка с парусиновым кузовом для подвоза белья в прачечную стояла под открытым концом желоба, выходящего из стены.

В углу на нескольких колесных платформах с длинными ручками жались друг к другу с десяток кислородных баллонов, выкрашенных в зеленый цвет. Эф быстро, насколько позволяло его усталое тело, затолкал баллоны во все три кабинки лифтов — по четыре в каждую. Он сдирал с них металлические колпачки, которыми молотил по соплам до утешительного шипения, свидетельствующего об утечке газа. Затем нажал кнопки верхнего этажа во всех кабинках, и все три двери закрылись.

Эф вытащил из своей сумки полупустую банку жидкости для розжига угля. Коробок со всепогодными спичками лежал где-то в кармане плаща. Дрожащими руками он перевернул тележку с бельем перед тремя лифтами, вывалив грязное тряпье на пол, потом со злобной радостью выдавил из полиэтиленовой банки горючую жидкость, чиркнул двумя спичками и бросил их на бельевую кипу, которая вспыхнула, издав жаркое «пых». Эф нажал кнопку вызова всех трех лифтов (они управлялись каждый отдельно с панели служебного помещения), а потом побежал прочь, как полоумный, пытаясь найти выход.

У зарешеченной двери Эф увидел большую панель управления с цветными трубками, вытащил из стеклянного шкафчика пожарный топор, который показался ему таким увесистым, таким большим. Он последовательно размолотил уплотнения всех трех подающих трубок, используя скорее вес топора, чем собственные иссякающие силы, и услышал свист газа. Потом толкнул дверь и оказался под моросящим дождем посреди раскисшей от дождя садовой площадки, обставленной скамейками. Неровные дорожки выходили на Франклин-Рузвельт-драйв и разбухшую Ист-Ривер. Почему-то в голову ему пришли строки из старого фильма «Молодой Франкенштейн»: «Могло быть хуже. Мог бы идти дождь». Эф фыркнул. Он смотрел это кино вместе с Заком. И потом много недель они цитировали друг другу самые ходовые словечки и реплики оттуда. «Там волк… Там за́мок».

Он очутился на заднем дворе больницы. Добежать до улицы времени не оставалось, и Эф понесся по маленькому саду, стараясь оставить здание как можно дальше позади. Добравшись до дальней границы сада, он увидел вампиров, забирающихся на высокую стену со стороны Рузвельт-драйв. Новые убийцы, отправленные Владыкой; над ними под дождем поднимался парок: высокая температура тела — следствие ускоренного метаболизма.

Эф подскочил к ним, каждую секунду ожидая, что здание за спиной взлетит на воздух. Он скинул нескольких вампиров со стены, те приземлились на ноги и руки, но немедленно выпрямились, как бессмертные в видеоигре. Эф побежал по стене к зданиям Медицинской школы Нью-Йоркского университета, стараясь как можно дальше уйти от «Бельвью». Прямо перед ним вампирская рука с длинными когтями уцепилась за край стены, появилась плешивая голова, сверкнули налитые кровью глаза. Эф упал на колени, сунул лезвие меча в разверстый рот стригоя, кончик вошел заднюю стенку глотки. Но Эф не пронзил его насквозь, не уничтожил. Серебряный клинок обжигал стригоя, не давая распахнуть челюсти и выпустить жало.

Вампир не мог пошевелиться. Его глаза в красном ободке смотрели на Эфа с мукой и смятением.

— Ты меня видишь? — спросил Эф.

Глаза стригоя никак не реагировали. Эф обращался не к нему, а через него — к Владыке.

— Ты видишь вот это?

Он повернул меч так, чтобы вампир невольно посмотрел на «Бельвью». Другие твари карабкались на стену, а кто-то уже выбегал из больницы, поняв, что Эфу удалось уйти. У него оставались считаные мгновения. Он опасался, что теракт сорвался, что газ нашел выход из здания.

Эф снова посмотрел на лицо вампира, словно на самого Владыку:

— Верни мне сына!

Не успел он произнести последнее слово, как здание взлетело на воздух, швырнув его вперед. Меч пронзил шею стригоя насквозь. Эф скатился со стены, не выпуская рукояти, клинок выскользнул изо рта вампира.

Эф приземлился на крышу брошенного автомобиля, одного из многих стоящих в проезде. Вампир рухнул рядом на дорогу. Вся сила удара при падении пришлась на бедро. Перекрывая звон в ушах, до Эфа донесся свистящий вопль, и он поднял голову навстречу черному дождю. Он увидел что-то похожее на ракету — оно мелькнуло в высоте, описало дугу и плюхнулось в реку. Кислородный баллон.

На асфальт обрушился град тяжеленных кирпичей. Осколки стекла сыпались под дождем, словно бриллианты. Эф укрыл голову курткой и соскользнул с помятой автомобильной крыши, стараясь не замечать боль в боку.

Только поднявшись, он увидел, что глубоко в голень ему вошли два осколка стекла. Он вытащил их — из ран хлынула кровь. И тут Эф услышал возбужденный всхлип…

В нескольких метрах от него на спине лежал оглушенный вампир, белая кровь сочилась из дыры в задней части шеи, но при запахе крови он все еще чувствовал волнение и голод. Кровь человека приглашала его отобедать.

Эф посмотрел на лицо твари, ухватил за вывернутый подбородок, заглянул в красные глаза, перевел взгляд на серебряное острие меча.

— Мне нужен мой сын, ты слышишь, сука?! — прокричал Эф.

В следующий миг яростным ударом он избавил стригоя от страданий, отделив голову от туловища и разорвав связь с Владыкой.

Прихрамывая, истекая кровью, он выпрямился.

— Зак… — пробормотал он. — Где ты?..

С этими словами он начал долгий путь домой.

Замок Бельведер в северной оконечности озера в Центральном парке близ проезда, пересекающего парк в створе Семьдесят девятой улицы, был построен в стиле высокой викторианской готики и романского «каприза» Джейкобом Ри Моулдом и Калвертом Воксом, первыми архитекторами парка. Закария Гудвезер знал одно: замок выглядит жутковато и круто, и именно это всегда и притягивало мальчика. Средневековый (по его представлениям) замок в центре парка, в центре города. Ребенком он сочинял всякие истории про этот замок — будто бы тот на самом деле был гигантской крепостью, сооруженной крохотными троллями по заказу первого архитектора города, темного лорда по имени Бельведер, который обитал в подземелье глубоко под замковой скалой и наведывался в темную цитадель по ночам, чтобы присматривать за своими созданиями по всему парку.

Это случалось в те времена, когда Заку приходилось сочинять истории о сверхъестественном и небывалом. Когда приходилось грезить наяву, спасаясь от скуки современного мира.

Теперь его грезы стали реальностью. Его фантазии материализовались. Его мечты превратились в просьбы, которые воплощались в жизнь.

Он, уже юноша, стоял в открытых дверях замка и смотрел, как черный дождь сечет парк. Капли хлестали по переполненному Черепашьему пруду, прежде подернутому поблескивающей зеленой ряской, а теперь превратившемуся в грязную черную яму. Небо над головой затянули привычные уже зловещие тучи. Без синевы в небе не было и синевы в воде. На два часа какой-то зачаточный свет просачивался сквозь беспокойные тучи, видимость при этом улучшалась до такой степени, что он даже мог разглядеть крыши города вокруг и болото как на Дагобе,[2]в которое превратился парк. Солнечные батареи, питавшие фонари, не успевали за два светлых часа набрать энергии, чтобы освещать парк оставшиеся двадцать два часа тьмы, их свет ослаб вскоре после того, как вампиры вышли из своих подземных убежищ в сумерки дней.