Ин ладно. Что дал Господь, то и хорошо. Надо впрягаться…

Ну а теперь стоит отойти подальше от нюансов возвышения Филиппа и посмотреть на картину в целом. Так или иначе, в трудное для Русской Церкви время Бог привел на митрополию чистого душой человека, не корыстолюбца и не честолюбца. Ему уготована была высокая, невероятно трудная роль. И для этой роли оказался избран провинциальный игумен из соловецких дебрей… Да как не видеть тут вмешательства Высшей воли? Мнение царя, повлиявшие на него советы Колычевых-Умных, да слова архиепископа Пимена, да смирение Афанасия, да еще множество обстоятельств оказались кирпичиками в строении, возведенном по желанию Бога. И пусть иные кирпичи оказались худы и кривы, а в стену они легли наряду с другими прямо и верно.

Житие Филиппа прямо указывает на слова из Священного Писания: Сердце царя – в руке Господа (Притч. 21, 1). Что царь избрал, то прежде ему Бог изволил.

О деятельности Филиппа в роли митрополита Московского до его конфликта с царем известно очень мало. Житие говорит о делах митрополита много пышных слов, но слова эти общие. Они дают лишь одну конкретную подробность: глава Русской Церкви склонялся к образу действий митрополита Макария, великого своего предшественника: «Благий сей, подражая прежеупомянутого благолюбиваго Макария митрополита, усердно следовал по стопам его…» Пример святого Макария – благой из благих! Этот мудрый человек занимал митрополичью кафедру более двадцати лет, и все важнейшие дела Церкви получили явственный отпечаток его личности. Достоинства правления Макария были очевидны. Избрав духовное преемство по отношению к нему, новый митрополит сделал выбор, лучше которого измыслить невозможно…

Сразу после возведения в сан Филипп совершил первое деяние в роли митрополита. Он заполнил вакантную кафедру Полоцкого архиепископа Суздальским владыкой Афанасием. Полоцк в ту пору играл роль передового пункта русской обороны, он стоял на самой границе с неприятелем; кроме того, в этом городе с православными издавна соперничали католики (прежде всего, бернардинский орден) и протестанты весьма радикального толка. Отсутствие православного владыки в Полоцке выглядело рискованным и с вероисповедной, и с политической точки зрения. Филиппу следовало поторопиться с назначением архиепископа, что он и сделал. 11 августа 1566 года город получил нового владыку. Полоцк тогда бедствовал от морового поветрия, священники «вымерли», так что некому было совершать погребальные обряды. Афанасию пришлось вызвать их из других городов. На Полоцкой епархии он пробыл до весны 1568 года, когда, усталый и разбитый хворями, отправился в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы вскоре окончить там земные дни.

В декабре 1566 года Филипп вместе с новопоставленным архиепископом Полоцким Афанасием освящал недавно построенный Входоиерусалимский придел в кремлевском храме Благовещения. Поскольку эта церковь играла роль домового храма московских государей, на освящении был Иван IV с двумя царевичами.

В 1567 году митрополит получил от удельного князя В.А. Старицкого несудимую грамоту на все митрополичьи владения в районе Дмитрова, Боровска, Звенигорода, Романова и Стародуба Ряполовского. Как «игумен всея Руси» Филипп обрел тогда солидное подспорье своему колоссальному «хозяйству».

Вообще, 1567 год оказался трагическим для Русской Церкви не по каким-то политическим, а по самым естественным причинам. Тогда умерло сразу несколько высших иерархов, и состав Освященного собора резко обновился. Филиппу приходилось отыскивать достойных людей и ставить их, одного за другим, на освобождавшиеся кафедры.

19 января 1567 года Филипп созвал церковный собор, куда пришел и сам царь. Требовалось решить судьбу двух больших церковных областей. Еще осенью скончался архиепископ Никандр, а незадолго до собора умер тот самый владыка Тверской Акакий, дряхлый старик, правивший церковными делами области так долго, что предыдущего епископа не помнил уже никто. В преемники ему Филипп определил Варсонофия, архиманд рита Спасо-Преображенского монастыря в Казани. На вакантное место в Ростове Филипп поставил некоего Корнилия. Тут уже была церковная «политика». Корнилий когда-то игуменствовал во второстепенном Колоцком монастыре. Затем попал в казначеи на митрополичий двор. А это очень ответственная должность. Казначей контролировал колоссальные богатства и, что еще важнее, домовый архив. А в архиве хранились грамоты на все земельные владения Дома… Филипп, «крепкий хозяйственник», очевидно, пригляделся к состоянию митрополичьей казны и остался доволен. Он превосходно разбирался в таких вещах. Дельный человек, хорошо проявивший себя на экономическом поприще, стоял в его глазах высоко. И митрополит выдвинул Корнилия, для которого это была фантастическая карьера… Из провинциальных настоятелей он поднялся до положения четвертого человека в церковном организме Руси! В том же 1567 году скончались Суздальский владыка Елевферий и Смоленский – Симеон. На их места Филипп поставил Пафнутия и Феофила. Первому из них предстоит сыграть важную роль в судьбе митрополита. В трудный час он не забудет благодеяния Филиппа. Летом епископ Пермской и Вологодский Иоасаф оставил кафедру, почувствовав, что старческая немощь не позволяет ему заниматься делами. Пришлось подыскивать замену и ему… В конце 1567-го или в начале 1568 года митрополит поставил на место Сарского и Подонского епископа Галактиона владыку Германа.

Таким образом, Филиппу пришлось постоянно решать «кадровые проблемы». Он не имел опыта в таких вопросах, но помимо него заниматься ими было просто некому.

Во второй половине 1566 года в Москву приехали посланники от Иерусалимского патриарха. Филипп, человек провинциальной Церкви, ранее не прикасавшийся к делам, давно известным в Москве, мог увидеть, насколько бедственно положение его единоверцев под властью турок. С Православного Востока на Русь регулярно приезжали за милостыней. Нищее, бесправное греческое и славянское духовенство страдало от жестокого угнетения. Жизнь и смерть архиереев зависела от воли турецкого султана. Вот и сейчас три старца греческих – Константин, Макарий и Пахомий – а вместе с ними и архимандрит Аникей явились просить бескорыстной помощи у богатых северный соседей. Иван IV одарил их огромной по тем временам суммой в 300 рублей серебром и переправил в декабре на земли Литовской Руси через русский Полоцк. А там, в приграничных местах, как раз шли масштабные строительные работы, воздвигались новые крепости…

До поры до времени митрополит поддерживал Ивана Васильевича во многих делах, не исключая большой политики. В грозненское царствование многие военные кампании русской армии облекались в форму настоящих крестовых походов. Выходу войск из Москвы предшествовали молебны, духовенство совершало большой крестный ход, архиереи благословляли государя и отправляли наставительные послания в полки. На востоке и юге России противостояли старинные противники христианства – магометане. На западе выстраивались давние враги православия – католики. К ним добавился протестантизм, получивший невероятное распространение в русских землях Великого княжества Литовского да и в Ливонии. Протуберанцы протестантских проповедей достигали России. Тут они становились источником горчайших, радикальнейших ересей. Поэтому у нас все разновидности протестантизма, не мудрствуя лукаво, называли «люторовой ересью», или «люторовой прелестью». Осенью 1567 года Иван IV готовился совершить еще один поход в Ливонию. Филипп тогда рассылал «богомольные грамоты». До наших дней дошла одна из них, адресованная монахам Кирилло-Белозерской обители. В ней митрополит призывает молиться за царя. Он обрушивается на врагов, совершающих «злой совет… на святую и благочестивую христианскую веру греческого закона». Особенно достается «люторовой прелести». По словам Филиппа, «боговенчанный царь» оскорбился и опечалился, узнав об этом, а затем по его, митрополита, благословению пошел на своих недругов за веру и за царство. Таким образом, Филипп возлагает на православное воинство священную, очистительную миссию.