Джулия также писала о Катерине Сфорца, но это письмо не дошло до нас. Судя по ответному посланию папы, она из кокетства превозносила достоинства своей соперницы. «Ты уделила излишне много времени описанию красоты этой женщины, которая недостойна даже развязывать шнурки на твоих туфлях. Мы знаем, что ты вела себя скромно, и нам очевидны причины твоего поведения: каждый из тех, кто написал нам, уверял, что на твоем фоне она выглядела как фонарь по сравнению с солнцем. Когда ты пытаешься доказать, насколько она красива, твое собственное совершенство становится еще более очевидным, в чем мы, говоря по правде, никогда и не сомневались. И нам бы хотелось, поскольку это является абсолютно очевидным для нас, чтобы ты полностью и безраздельно принадлежала человеку, который любит тебя, как никто в мире. А когда ты полностью осознаешь это, если уже не осознала, мы будем считать тебя столь же мудрой, сколь и красивой». В этих строках одновременно слышатся любовь и ревность. Нам не называют имя соперника, который помешал Александру «полностью и безраздельно» овладеть Джулией, но последующие события наводят на мысль, что это был не кто иной, как муж Джулии, Орсино Орсини, находящийся в изгнании в крепости Бассанелло.

Адриана Мила тоже отправляла из Пезаро нежные письма, заявляя, что единственное ее желание – это жить «в тени» папы. «Я вновь вверяю Орсино Вашему Святейшеству», – пишет Адриана. Отправленный с определенной целью следом за женщинами Франческо Гасет, доверенное лицо Борджиа, посылал в Рим обстоятельные рассказы о событиях в Пезаро. Гасет, каноникиз Толедо, сведущий во многих тайнах Ватикана, был представлен на свадьбе Джулии и Орсино Орсини. Он был подхалимом, это требовалось ему для решения собственной задачи, но в то же время он был весьма сообразительным и находчивым и умел с помощью логических построений разгадывать сложные дамские капризы, оставаясь при этом крайне уважительным и предупредительным по отношению к женщинам. В результате женщины устраивали вокруг него страшную суматоху. «Учитывая, что мне известно, что он является преданным рабом Вашего Святейшества, и в связи с его отношением к нам, я чувствую потребность со всей возможной теплотой рекомендовать его Вашему Блаженству, чтобы Вы соблаговолили осознать то рвение, с каким он служит нам и насколько преуспевает в этом» – так писала Лукреция отцу.

К сожалению, утеряны почти все письма Гасета. Александр VI, жаждущий новостей, в каждом письме жаловался, что женщины проявляют к нему полное равнодушие и вообще забыли его. В результате, когда в конце июня 1494 года до Рима дошли известия о душевной болезни Лукреции, разразилась буря. У Александра VI пробудился отцовский инстинкт, и он, трепеща от страха, посылал одно за другим письма и посланцев в Пезаро до тех пор, пока не получил собственноручное послание от Лукреции, сообщавшей о своем состоянии. Папа незамедлительно ответил: «Донна Лукреция, возлюбленная дочь, на четыре или пять дней ты погрузила нас в глубокое отчаяние. Мы были переполнены тревогой из-за зловещих и ужасающих новостей, распространяемых в Риме, будто бы ты умерла или настолько плоха, что нет никакой надежды на то, что тебе удастся выжить. Принимая во внимание безграничную любовь, которую мы питаем к тебе, как ни к кому в мире, можешь себе вообразить, какое горе вызвали у нас эти слухи. И до тех пор пока мы не получили твое собственноручное письмо, написанное с трудом и показывающее, что ты пока еще чувствуешь себя неважно, мы не могли обрести спокойствия в душе. Мы благодарим Бога и Нашу Владычицу Небесную, что они избавили тебя от опасности, и заверяем, что не будем счастливы до тех пор, пока лично не увидим тебя».

Папа предложил Лукреции (чтобы способствовать ее возвращению в Рим и навести определенный порядок в делах Сфорца, которые медленно, но верно, вели к катастрофе) такой выход: граф Пезаро должен порвать отношения с Миланом, «поскольку Миланское герцогство, увидев, что мы объединились с королем Альфонсо, будет неохотно выплачивать ему деньги, и у него не остается иного выхода, как следовать нашим желаниям и принять командование неаполитанским отрядом». Папа просил незамедлительно дать ответ, но граф де Пезаро оказался в весьма затруднительном положении; достаточно сказать, что он зависел от Александра VI не только как синьор его преосвященства, но и как зять. Джованни страшился сделать решительный шаг, поскольку папа требовал от него пойти против собственной крови и разорвать родственные узы с миланской родней. Сфорца, оказавшись перед выбором или – или, повел себя крайне недостойно. Он принял командование неаполитанским отрядом и, соответственно, денежное содержание, но одновременно повел рискованную игру, сообщая миланским Сфорца сведения о мощности и дислокации армии Неаполя. Это было даже хуже, чем шпионаж; это была государственная измена, которая во все времена расценивалась как тяжкое преступление. Письма Сфорца показывают, насколько он был напуган тем, что творил. В одном из них, написанном 2 августа 1494 года, Джованни Сфорца сообщает Людовико Моро, что предоставил миланскому посланнику Раймондо де Раймонди всю имеющуюся информацию относительно передвижений армий герцога Калабрийского в Романью, и подчеркивает, что если просочится даже малая толика этой информации, то он окажется в серьезной опасности, поскольку служит у папы.

Лукреция не могла иметь ни малейшего представления о происходящем. Что же касается Александра VI, то он, возможно, осознавал, что вокруг него что-то затевается, но если и так, то считал несвоевременным что-либо предпринимать в ответ. В тот момент основное беспокойство вызывало у него лавинообразное наступление французов, но, несмотря на это, его стремление поскорее увидеть своих любимых женщин ничуть не уменьшалось. В связи с этим он пишет Адриане Мила, не могла бы она предпринять какие-либо действия, чтобы ускорить их возвращение. «Дорогой племяннице» поручалось осторожно выяснить, не собирается ли Джованни Сфорца возвращаться в Рим. «Если он пока не упоминал при тебе об этом, – писал папа, – действуй осмотрительно и благоразумно вместе с мессиром Франческо Гасетом… чтобы выяснить, что он задумал, потому что вышеуказанный синьор Джованни должен быть готов к тому, чтобы позволить тебе сопровождать донну Лукрецию, в то время как он сам останется в Пезаро, чтобы присматривать за своими людьми и охранять свое государство, в особенности теперь, когда французы наступают и с суши, и с моря. Мы напишем, чтобы вас отправили как можно скорее, потому что нам кажется нежелательным, чтобы во времена, подобные этим, когда в стране множество вооруженных всадников, вы находились в Пезаро». Александр в нетерпении ждал ответа, и уже после его получения договорился о встрече с королем Неаполя. Эта важная встреча, на которой папа и Альфонсо II заключили союз, происходила 14 июля 1494 года в Виковаре.

Письмо Адриане, написанное 8 июля, если и дошло до нее, то, во всяком случае, в тот момент она не была расположена ни становиться соучастницей, ни проявлять послушание. Между тем в первых числах июля Джулия часто получала письма из Каподимонте, в которых родные писали, что ее брат Анджело, глава семьи, тяжело болен и, вероятно, скоро умрет, и убеждали Джулию немедленно приехать, если она хочет повидаться с братом. Джулия решает отправиться в дорогу, хотя это решение идет вразрез с распоряжениями папы насчет Лукреции, и муж Лукреции, чрезвычайно расстроенный этим обстоятельством, делает все, чтобы удержать Джулию. Однако она отказывается выслушивать их аргументы: что ей папа? На рассвете 12 июля Джулия вместе с Адрианой Мила, Франческо Гасетом и еще несколькими сопровождающими направляется к озеру Больсена. Услышав о взятии в плен путешественников, папа приходит в ярость и сурово упрекает Лукрецию с мужем за то, что они позволили женщинам уехать. Учитывая разумность мотивов, двигавших Джулией, такие обвинения по меньшей мере вызывают недоумение. Поскольку в тот момент Джованни Сфорца находился в Урбино, занимаясь слежкой за герцогом Джидобальдо Монтефельтро и арагонской армией, Лукреция отвечает на письмо, рассказывая, как все произошло, но, поскольку она повредила руку и была не в состоянии сама писать, папа подозрительно отнесся к ее письму. Ему казалось, что сквозь оправдания просматриваются равнодушие, лживость и что, в отличие от Чезаре, ему (папе) она посылала ложные сведения. Но прежде всего он заподозрил ее в отсутствии дочерней любви, поскольку она не выказала никакого желания вернуться к отцу. Свое краткое послание он отправил в Пезаро с мессиром Лелио Каподиферро, который, кроме того, должен был передать на словах весьма суровое и подробное сообщение, которое повергло Лукрецию в «невыразимую печаль». Отношения с отцом, который выражал свою любовь таким безрадостным образом, были не так просты, как это могло бы показаться. Лукреция обратила внимание папы, что если его и поразило последнее письмо, то нет никакой причины для удивления, поскольку оно было написано советником, и его стиль изложения (что совершенно очевидно) отличается от женского. Если папа перечитает ее сообщение спокойно и сравнит с тем, что она написала Чезаре, то сможет увидеть, что между ними нет принципиальной разницы. Он должен верить в ее любовь, поскольку она ничего не желает так сильно, как «оказаться у ног Вашего Блаженства, и смиренно, изо всех сил я умоляю Вас сделать меня достойной Вас, поскольку я не успокоюсь до тех пор, пока не добьюсь оправдания». Проявления нежности со стороны Лукреции охладили пыл «быка» Борджиа; нетрудно понять, что Лукреция тут же заслужила прощение и опять была на хорошем счету у папы.