Некоторое время мы молча едим. Потом Мезенцев продолжает:

– Но если этих товарищей вовремя не нейтрализовать, они ведь так нам всю страну развалят, и никакие реформы ее не спасут. Можно сколько угодно проводить спецопераций за рубежом, а эти все равно будут раскачивать лодку и гадить исподтишка. Помнишь, как Ленин презрительно отзывался об интеллигенции? Вот то-то…

Мы доедаем второе, допиваем компот.

– Ты же в курсе, что Ильичев с Сусловым постоянно стравливают Хрущева с поэтами и писателями? Причем оба уцелели в недавней чистке. Один в ЦК, другой в Политбюро сидит, интриги строят.

– А зачем они стравливали?

– Ну у этих задача такая была – расчистить дорогу для Брежнева. Хрущев плохой, самодур. А Брежнев хороший – при нем, мол, все будет прекрасно. На это и расчет был.

– Так, может, надо уговорить Никиту Сергеевича помириться с интеллигенцией? Пора вернуться к прежним отношениям, пока они от страха еще чего не натворили. Отпустить Бродского – первый шаг к такому примирению.

– Может, и стоит.

Мезенцев задумчиво постукивает пальцами по столу, погрузившись в свои думы.

– Да… задал ты задачку, Алексей. И тянуть с этим Бродским нельзя, и связываться со «старичками» пока не хочется.

– А давайте все представим так, что у нас есть донесения от наших агентов на Западе, что ЦРУ разработало операцию по дискредитации СССР на основе дела Бродского и других диссидентов от культуры, – тут я заранее забрасываю удочку насчет Синявского с Даниэлем, – чтобы отвлечь мировую общественность от событий во Вьетнаме. Вы же понимаете, что США готовятся развязать там полномасштабную войну?

– Это ты сам додумался до такого?

– Так ясно же, к чему там дело идет, газеты читаю. В ноябре пройдут выборы в США. Сто процентов победит Линдон Джонсон, он дождется инаугурации – и вперед! А Конгресс уже развязал ему руки своей Тонкинской резолюцией.

– Я бы не был так в этом уверен.

– И зря. Попомните мои слова: именно так все и произойдет, США ввяжутся в эту войну, и крайний срок этому – весна.

– Возможно, но не обязательно.

Недоверчивость шефа понятна – пока все вмешательство США ограничивается лишь военными советниками и патрулированием Тонкинского залива эсминцами, а Джонсон усердно изображает из себя миротворца. Но я-то уже хорошо знаю, чем это закончится. И ЦРУ действительно будет проводить операции, отвлекающие прогрессивную общественность от войны во Вьетнаме. И там уже все сгодятся – и Синявский с Даниэлем, и Бродский, и много кто еще.

– Ладно, я понял, что мы должны сыграть на опережение. Посоветуюсь с Никитой Сергеевичем, как нам это достойно провернуть, чтобы не выглядело уступкой его защитникам. Отступать ведь тоже надо уметь красиво.

С чувством выполненного долга я прощаюсь и выхожу из столовой. Теперь мне в Союз писателей, нужно и там почву «удобрить».

* * *

У большого желтого особняка с надписью «Охраняется государством» было все так же многолюдно. Загорелые авторы вернулись из отпусков и потянулись в центр писательской жизни страны. С трудом протиснувшись между двумя серыми «Волгами», я взглянул на памятник Толстому, тяжело вздохнул и вошел внутрь здания. На лице пожилой вахтерши появилась сосредоточенность. Узнает? Нет, без бороды не узнала.

– Ваш писательский билет?

Я достаю красную книжечку, которой всего полтора месяца, гордо показываю.

– Ох ты боже мой, какой молоденький, – улыбается женщина. – И уже писатель!

– «Город не должен умереть». Во всех книжных магазинах страны.

На нас оглядываются, я вижу улыбки на лицах коллег, спешащих по своим делам.

– Ну, заходи, – усмехается вахтерша, потом лицо ее становится серьезным. – Это правда, что фашисты хотели взорвать Краков?

– Истинная правда.

– Ох, побольше бы таких книг, – вздыхает женщина. – А то забывать начали.

Я благодарно киваю, начинаю подниматься по лестнице на знакомый этаж. Тут мы с Викой встретились с Шолоховым, а он нас познакомил с главой Союза писателей Фединым.

Приемная Константина Александровича пуста, секретарша качает головой:

– Сегодня не приемный день, приходи завтра… Хотя подожди. – Девушка внимательно присматривается ко мне. – Ты же Русин! Извини, без бороды не узнала. Тебя разыскивали, минутку.

Секретарша исчезает за дверью кабинета, через минуту появляется сам Федин. Литературный чиновник одет в строгий темный костюм, в руках у него шляпа.

– Вот! Побрился и на человека стал похож. – Константин Александрович приветливо улыбается, жмет мне руку. – Поехали со мной, по дороге переговорим.

– А куда ехать? – растерялся я.

– В особняк Морозовой. – Федин тянет меня за локоть за собой.

– Это же дом приемов МИДа? – вспоминаю я.

– Из Штатов прилетела Элизабет Флинн.

Я делаю легкий прокол в память, СЛОВО начинает бухать в голове на повышенных тонах. Передо мной открывается ТАКАЯ картина. Элизабет Флинн – глава Коммунистической партии США – умрет от тромба в артерии через неделю. Хрущев устроит ей торжественное прощание на Красной площади, будет стоять в траурном карауле у гроба. Но это даже еще не все. В свите Элизабет в Союз прилетели оба Чайлдса – Моррис и Джек. Первый работает заместителем по связям с зарубежными компартиями. Второй и вовсе курьер, который во зит наличные доллары из Москвы в Штаты. А еще оба – давние агенты ФБР.

Всего за тридцать лет Суслов и Ко умудрятся отгрузить предателям больше тридцати миллионов долларов на финансирование Компартии США. Большая часть этих денег отправится прямиком в американский федеральный бюджет. И что мне со всем этим делать?

– …Громыко устраивает прием в ее честь… – тем временем продолжает рассказывать Федин, спускаясь по лестнице.

– Меня же не приглашали, – говорю я ради того, чтобы что-то сказать.

– Договорюсь, – машет рукой председатель СП. – Ты у нас восходящая звезда. Вот увидишь, все захотят с тобой познакомиться. И мне с тобой надо поговорить. Мы тебе обещали с жильем порешать вопрос…

– Да? Вы сказали зайти в правление через пару недель.

– Мы хотели предложить тебе дачу в Переделкино. Это, конечно, против правил, чтобы молодому писателю так быстро выделяли жилье, но было несколько звонков на твой счет…

– Константин Александрович, давайте об этом потом. – У меня все еще голова кружилась от КАРТИНЫ, стоящей перед моим мысленным взором.

– Потом так потом. – Федин махнул рукой водителю черной «Чайки», что дежурила у крыльца Союза писателей. – Прогуляемся пешком, тут недалеко.

Мы вышли на улицу, свернули в первый переулок.

– Тогда надо обсудить пресс-конференцию. – Федин закурил. – Книга вызвала большой ажиотаж. В издательство «Советский писатель» поступило три предложения об экранизации, девять запросов на переводы из разных стран. Американцы, кстати, тоже заинтересовались.