сексуальными играми. Им ведь так здорово вместе! Девушка решила, что она, вроде, как бы снова любит Диму. Хороший мальчик. Милый. Но… Опять это маленькое неутомимое «но»! Её неугомонная женская натура требовала сравнений с кем-нибудь ещё. На сегодняшний момент, она точно знала, что Дима лучше всех своих друзей. И правда, все они так себе, образно говоря — юнцы. Ничего кроме детских понтов, да и опыта ноль. Дине же хотелось, чтобы избранник оказался лучшим в мире. Её постоянно снедало неуёмное любопытство исследователя и она стала его добровольной заложницей. Хотелось убеждаться ещё и ещё. В такие моменты она не принадлежала себе. Сейчас Дина думала, как же ей хорошо. «Милый, милый мальчик», — она глядела на Димино тело, любовалась его очертаниями, устало хотела ещё и наслаждалась собой. «Он сегодня так хорош, просто зайка… Ах».

Дима в полной мере получил то, что хотел и торопливо собирался домой, а Дина уже немного скучала по нему. Ей хотелось его оставить до утра, но мать Димы была строга и непреклонна в желании видеть сына дома. «Учиться надо, а не по шалавам лазить», — крикнула она в трубку. «Но завтра же нет занятий», — попытался протестовать сын. «Всё равно! Мать так хочет! Ты обязан слушать мать»! — раздражённо раздавалось в телефоне.

Джонни поплотнее прикрыл тело старухи тряпками и стал ездить по Москве, в поисках пристанища для своей бездыханной пассажирки. С одной стороны, ночь облегчала задачу, с другой, вышедшие на службу менты обращают особое внимание на большие джипы. А на розовые, в особенности! Джонни хорошо знал это и его ужас только рос. Он катался по центру города, но никак не мог найти удобного места. Во всех дворах горел свет и прогуливались люди. Джонни ненавидел всех этих людей и все фонари на свете. Ему хотелось тьмы и безлюдности. А так как город он знал не очень хорошо, приходилось кататься и дрожать от нервного напряжения.

Рита находилась в объятиях Паши Ложкина и немного стеснялась присутствия Лёлика. Она думала, что её поступок слишком уж безрассудный. «Да — безрассудный, но такой приятный», — улыбнулась девушка своим мыслям. Лёлик показался ей очень несчастным и слишком воспитанным. Он напоминал ей Пьеро, только бородатого и патлатого, но такого же жалкого. «Такой Пьеро! Бедняжка», — чуть не заплакала растроганная Рита. Она ещё никогда столько не пила, но несмотря на это, чувствовала себя вполне неплохо. Ей даже хотелось немного добавить. Наверное, так будет намного лучше, почему-то казалось ей.

Паша создал лёгкое и весёлое настроение, чудилось, что мир прекрасен очарователен и полон любви. Рита, особенно после грустных откровений Бубнова, мало что могла рассказать о любви, её опыт только начинался. Ничего подобного и столь драматичного, как Бубнов, она не переживала. Хотя жила довольно активно, полная ярких надежд и иллюзий.

Про страдания Лёлика знали все, кроме неё. А когда Серёга притащил самогон, ей так же пришлось услышать эту историю. Причём, рассказ начал Паша, а не Лёлик. Пьяный Лёлик уже чувствовал не обиду на Олесю, а только боль, которая постепенно перетекла в его откровения. «Почему я? Почему всё это случилось со мной»? — вновь и вновь задавался вопросом Лёлик. Но никак не мог найти ответа. Хотя кажется, всё так очевидно.

Удивительно и печально, что в его простой истории, без всякой надежды на взаимность, умещается столько красивых чувств. Красивых чувств? — спросите вы. Ну да, именно! Лёлик обладал талантом так любить. «Красивые чувства — это очень мило и так здорово»! — восторгалась эмоциональная Рита. Из рассказа Лёлика складывалось впечатление, что тот влюбился в некий придуманный образ. И этот образ совсем не вязался с Олесей её поступками и реальным поведением. Этот образ стал некой формой надежды, ожиданием ответных чувств. Короче, бесконечной и наивной иллюзией. «Господи, неужели мужики так глупы»? — подумала Рита, в этот же момент, что-то для себя поняв. Что-то очень важное и обо всех мужчинах сразу.

— Я создал это местечко специально для неё, я мечтал, что когда-нибудь вместе мы тут выпьем нашу первую бутылку шампанского. Я представлял себе, что утром буду кидать розу на её балкон и будить песнями о любви, — пьяным и очень грустным голосом говорил Лёлик.

«Ну, не идиот? Красиво, конечно. Но до чего же ты простодушен», — улыбаясь, подумала Рита. Странно, а ведь он такой взрослый. То, что Рите открылось в мужчинах произошло мимолетно, но очень ёмко. Она решила подумать об этом, чуть позже. Потом, когда на то будет время. А сейчас хотелось жить по правилам этого чудесного вечера. Темнота ещё сильней окутала пространство на крыше, Лёлик зажёг припрятанные свечи и мир преобразился снова. Чудесно! Лёлик тонко понимал эстетику места: то, как он всё расположил, то, как расставил свечи, утончённо гармонировало с романтичной идеей его безнадёжной любви.

Рита смотрела вокруг и радовалась, ведь ей удалось оказаться в этой компании, в этом месте. «Всё просто прекрасно»! — думала она. Эта наивная расслабленность позволяла пить самогон, как воду совершенно не размышляя о времени. Возможно, она и осознавала, что ей придётся вернуться домой. Впрочем, предки, уехавшие в другой город, предоставили свободу и Рита по полной программе использовала эту возможность. А почему бы и нет? В крайнем случае, деньги на такси у неё есть. В общем, она расслаблялась и никуда не торопилась. А зачем куда-то торопиться? Ведь жизнь, вот она!

Джонни проехал мост рядом с Белорусским вокзалом, потом свернул под него и по темной улочке неторопливо двигался в поисках укромного места. «Ну, наконец-то, повезло»! — выдохнул он, глядя вокруг. Тут достаточный выбор мест для того, чтобы высадить старушку. Но Джонни не торопился с ней расстаться, хотелось сделать всё наверняка, чтобы не вызвать никаких подозрений. И наконец всё забыть. Поэтому молодой человек медленно несколько раз проехался по близлежащим переулкам и всё тщательно осмотрел. Затем притормозил, что-то прикинул и окончательно остановился в безлюдном тёмном дворе. Там, стараясь быть, как можно незаметнее, выволок старуху из машины.

«Какая же ты тяжелая»! — устало выдохнул бедолага и с трудом передвигая ноги, протащил её метров двадцать до скверика, расположенного перед закрытым на ремонт магазином и аккуратно посадил на скамейку. Бабка какое-то время сидела, как живая. Потом предательски завалилась набок. «Ага! Вот, блин! Может поправить»? — мелькнула быстрая трусливая мысль. Молодой человек остановился, ещё раз оглянулся на старушку и побежал к машине: «Ну уж, нет! К чертям собачьим! Надоело».

Джонни трясся от адреналина, как старая подмосковная электричка на стыках рельс, сердце истерически