Он стонет от досады. Что, вообще теперь глаза не закрывать? Каждый раз будут эти мучительные воспоминания — мучительные по-разному, какие-то слишком хорошие, какие-то кошмарные?

«Это же ад, — напоминает он себе. — В аду положено мучиться».

Собрав вещи, Сет толкает тележку к Хай-стрит, снова начиная выдыхаться.

— Глупо… — пыхтит он, обливаясь потом под термобельем. На плечи давит рюкзак, нагруженная банками тележка еле ворочается. Остановившись у дверей супермаркета, он переодевает испачканную соусом футболку и сгружает половину банок на землю — позже заберет.

Утерев пот со лба, Сет отхлебывает воды. На Хай-стрит все по-прежнему. Осколки стекла под дверью в туристский магазин поблескивают на солнце. Летучие мыши улетели бог весть куда. Повсюду сорняки и тишина.

Бескрайнее море тишины.

Вот снова это ощущение. Какая-то странность. Угроза. Что-то здесь не так, помимо очевидного.

Опять приходит на ум тюрьма. Она притаилась где-то вдалеке, невидимая, и словно поджидает. Массивная, грузная, она будто тянет к себе, как огромная планета…

Наверное, нужно отвезти продукты домой.

Да, наверное, так он и сделает.

Почему-то толкать тележку по главной улице все тяжелее и тяжелее, тело ломит, словно он подхватил грипп. На подходах к провалу — лисы с лисятами уже давно нет — он уже еле плетется, словно пробежал марафон. Приходится остановиться и хлебнуть воды.

Сет сворачивает на свою улицу. У самого дома тележка становится неподъемной, и, как ни боязно оставлять все добро в переулке, тащить добычу внутрь сил нет никаких. Прихватив рюкзак, фонарик и пару банок, Сет идет в дом.

Дверь снова распахивается от одного касания, и Сет поднимает фонарь над головой, не собираясь давать себя в обиду, если его вдруг караулят внутри. В коридоре по-прежнему полумрак, поэтому Сет освещает себе путь фонарем. Неплохо было бы подогреть заварной крем, если он не прокис в этих банках. Он не ел заварного крема с тех пор…

Сет застывает как вкопанный.

Луч фонаря уткнулся в лестницу, и, впервые посмотрев на нее как следует, впервые увидев ее при свете, Сет замечает…

Следы.

Отпечатки ног в пыли на ступенях.

Он тут не один. Тут есть кто-то еще!

Сет отшатывается так поспешно, что задевает рюкзаком дверь за спиной, и она захлопывается. На секунду его охватывает дикий страх оказаться запертым внутри с тем, кто тут еще есть. Развернувшись, он выламывается наружу, сбегает с крыльца, роняя банки с кремом, оглядывается, готовясь отбиваться от того, кто сейчас выскочит следом…

Тяжело отдуваясь, он замирает у тележки, ухватив фонарь, как дубинку, и замахивается, весь трясясь от адреналина.

Но никого нет.

Никто за ним не бежит. Никто не нападает. Из дома ни звука.

— Эй! — кричит Сет. — Я знаю, что вы там! — Он сжимает фонарь покрепче. — Кто там? Кто вы?

Ничего, тишина.

Ну да, разумеется, тишина. Если там кто-то есть, он что, дурак себя выдавать?

С бешено колотящимся сердцем Сет оглядывает улицу, гадая, как быть. Дома стоят плечом к плечу, двери закрыты, шторы задернуты. Может быть, в каждом кто-то скрывается. Может, не так уж тут и безлюдно. Может, они просто ждут, когда он…

Когда он что?

Эта дорога, эти дома… Так не бывает, чтобы при наличии людей все оставалось нетронутым столько времени. Просто не бывает. Других следов в пыли нет, сорняки не смяты, дорожки не протоптаны. Люди должны иногда выходить из домов, а если они не выходят, то кто-то должен что-то им приносить.

По этой улице давным-давно никто не ходил, кроме него.

Он смотрит на распахнутую входную дверь.

Ждет. Выжидает.

Ничего. Ни звука, ни шороха, ни мыши, ни птицы. Только ясное голубое небо, в котором, словно смеясь над его страхами, сияет солнце. Постепенно он успокаивается. Все так, все логично. За свои два (или сколько?) дня здесь он ничего такого не видел, что бы выдавало чье-то еще присутствие.

Пока, по крайней мере.

Но Сет все равно не трогается с места.

Наконец адреналин потихоньку рассасывается, и возвращается усталость. Нужно прилечь, и все тут. И поесть. Нужно как-то преодолеть эту слабость, которая так все усложняет.

Да и потом, если начистоту, какие еще-то варианты?

Выставив фонарь перед собой, Сет медленно идет к крыльцу. Замерев в дверях, он светит на лестницу. Теперь, когда знаешь, на что обратить внимание, следы видны довольно отчетливо — они спускаются с самого верха, иногда четкий отпечаток, а иногда просто смазанная пыль, словно человек катился кубарем.

Вниз, но не наверх. Только в одном направлении.

— Эй? — снова зовет Сет, на этот раз осторожнее.

Потом потихоньку пробирается по коридору, к двери в большую комнату. Слыша, как громко стучит сердце, он заворачивает за угол, занеся над головой фонарик.

Нет, никого. Ни в гостиной, ни вокруг стола ничего не тронуто (если не считать того, что трогал он сам), в чулане ничего не сдвинуто, на кухне все так, как он и оставил. Сет даже выглядывает на задний двор, но и там все по-старому, горка бинтов с металлической изнанкой громоздится на прежнем месте.

Значит, эти следы могут быть просто очень-очень старыми, с облегчением думает Сет. Например, еще с тех пор, как…

Стоп.

«Катился кубарем». Его вдруг озаряет.

Вернувшись, он поднимается на нижнюю ступень и смотрит на отпечатки ног — босых ног, не подошв.

Сбросив кроссовку, он стягивает новый носок и ставит ступню рядом с пыльным отпечатком.

Совпадают. Тютелька в тютельку.

Он впервые смотрит на верхнюю площадку лестницы. Почему-то мысль о том, чтобы туда подняться, с самого начала вызывала мурашки по коже. Тесная мансарда, в которой они с Оуэном жили, когда были маленькими. Жуткие ночи, когда он лежал там один, гадая, вернут ли Оуэна, а если вернут, то живым ли.

Но, получается, он там уже побывал.

Он ведь очнулся на дорожке перед домом — видимо, как раз после того, как скатился кубарем с лестницы, в те кошмарные мгновения сразу после смерти. Выбрался по коридору на солнце и свалился на дорожке.

А потом очнулся.

Однако явно не в первый раз.

Он светит фонариком на лестницу, но луч утыкается в плотно закрытую дверь ванной на верхнем этаже. Ванная над кухней, коридор рядом ведет в кабинет и родительскую спальню над его головой, а лестница продолжается выше, до мансарды.

Что он делал там, наверху?

И почему сбежал оттуда?

Он шмякает на пол рюкзак и ставит ногу на нижнюю ступеньку, стараясь не наступить на след. Поднимается на вторую. Потом на третью. Держа перед собой фонарик, доходит до двери ванной. Под ней полоска света, и, когда Сет распахивает дверь, темную площадку заливает солнце из окна над раковиной.