— Отвечай, это ты все начал? Разрешил устроить эту бойню? — На последнем слове схватил внушительных размеров подарочную чернильницу и замахнулся для того, чтобы обрушить ее на голову старика. Я вовремя поймала его руку, а то случилось бы непоправимое:

— Если считаешь, что все крутится вокруг личных разборок, будешь в любом случае не прав. Это просто глупо. Мы имеем дело с людьми посерьезнее. Успокойся, и я попытаюсь набросать тебе схематично все свои догадки.

Сергей освободил свое запястье и, издав вопль отчаянья, швырнул, недолго думая, чернильницу в окно. Посыпалось разбитое стекло. Опираясь на стену, он тяжело опустился на паркет и закрыл лицо ладонями, уперев локти в колени. Они находились друг против друга, постаревший горец в инвалидном кресле и у его высохших ног — Сергей.

— Их жизни на моей совести, — начал Баранов, — но я давно уже раскаялся в грехах. Ты, конечно, не бог, но тоже должен простить меня. Я не смогу вернуть их тебе, хотя желаю этого всем сердцем и изо всех сил. К сожалению, я не Христос и никогда им не стал бы, поэтому не умею воскрешать мертвых.

Старик хотел было что-то ответить и уже открыл рот, но промолчал. Изможденное лицо его выражало скорбь, по израненным язвами, шрамами и морщинами щекам потекли слезы. Он по-отечески положил руку на голову Сергея.

— Знаю, что не виноват, но я решил, что ты должен умереть.

Старик достал из подлокотника кресла нож. И, еще мгновение — перерезал бы Сергею глотку, но я была начеку.

— Берегись! — выкрикнула я и выстрелом выбила клинок из рук старика. Клинок был, по меньшей мере, во всю длину предплечья.

Сергей тут же вскочил и со словами: «Коварная тварь!» — опрокинул старика навзничь. Кресло-каталка завалилась набок. Мы поспешили поскорее убраться из этого «осиного гнезда». Поймали попутку и ровно через двадцать пять минут были на одной из конспиративных квартир Баранова, как он их сам называл. Тайно встречался там с многочисленными любовницами. Неужели я очередной экземпляр в его коллекции?

— Надоело походить на бомжа, слоняться по чужим углам и просить приюта, — сказал Сергей.

Он плюхнулся, утонув, в мягкое кресло. Налил себе в бокал марочного коньяка. Предварительно приняв душ и надев дорогой расшитый халат. Предложил мне, но, решив, что достаточно выпила в баре, я отказалась. Тем более свежая голова, не задурманенная алкоголем, мне понадобится, чтобы полнее излагать свою версию и выслушивать его оправдания.

— Ну, теперь я готова, начинай.

— К чему? Может, к этому? — и, ухмыляясь и приподняв уголок рта, как умел делать только он, начал приближаться ко мне с вполне ясными намерениями обнять и поцеловать, но был остановлен на дальних подступах — я обозначила границу.

— Не строй из себя похотливого недоумка. Я готова слушать твою историю.

Он с глубоким вздохом разочарования откинулся назад.

— История проста и стара, как этот мир, — начал свое повествование Сергей. — Этому ржавому старикашке Тимур Османов приходится сыном, вернее, приходился. Я был женат на дочке Тимура, Светлане. Старик свою внучку обожал. Души, как говорится, в ней не чаял. С самого начала был против нашего с ней брака. — Он сделал глоток из высокого бокала, выдержал паузу. — Но Османов всегда был на моей стороне. Представляешь, свадьба с неверным! Для них это просто дикость: чуждый мир, враждебное вероисповедание. Тимур не верил ни в Аллаха, ни в Аримана, ни во что иное, кроме дружбы. Понимаешь, почему у него были, мягко говоря, прохладные отношения с отцом.

Сергей закрыл глаза…

— Света, моя жена, умерла при родах, а с ней и наш ребенок. Дочь или сын — не имеет значения. Мне было все равно. Печально, правда? — Он пытался говорить как можно непринужденнее, хотел показать, что давно обо всем забыл, а в глазах полыхал пожар, занялась боль и горечь. — Тимур Османов погиб на твоих глазах, и вот я остался один. Османов-старший не может простить мне того, что я потерял их обоих, возненавидел и захотел, образно выражаясь, вздернуть на первом же суку. Но перед этим благодушно предоставил мне шанс побороться за свою жизнь. Что из этого вышло, ты прекрасно видела сама. Я снова в седле.

Я выслушала его, не перебив ни разу. Сочувствовала ему, очень сочувствовала, просто изо всех сил, но знала, что ему мое сочувствие сейчас меньше всего нужно. Тогда я решила отвлечь его, выложив перед ним все имеющиеся у меня факты и улики. Согласна, слабое утешение. Но что поделаешь — жить-то дальше надо… Что бы ни случалось в этой жизни…

Предположение о причастности ко всем этим черным делам бывших работников спецслужб его очень заинтересовало.

— Ты не считаешь, что старик свихнулся и нанял их, обуреваемый жаждой только кровной мести? Остальные смерти — тоже дело силовиков или моя история — отдельный случай?

— Вряд ли он имеет какое-либо отношение ко всему происходящему. Эти чувства ненависти и личной неприязни, не проходящие с годами, съедают его душу. Он ограничился только тем, что послал своего малолетнего родственничка, который помешал нам докопаться до истины, смешав все карты. Менты с него живого теперь не слезут.

Сергей закурил. Он знал, что я этим не увлекаюсь, поэтому мне сигарету не предложил.

Я продолжала:

— У меня есть план разоблачения «деятельности» охранного агентства. Мы заманим их в ловушку, — перевела дыхание и вопросительно посмотрела на Сергея, — но нам понадобится задействовать все твои резервные источники и связи. Обещать могу лишь одно: на это уйдет много времени и сил.

Он рывком поднялся из кресла.

— Я готов потратить всю жизнь, чтоб вывести этих ублюдков на чистую воду.

— Превосходно. Один создатель теперь знает, в какое дерьмо мы вляпались.

Рассвет за окном уверенно ступил на берег горизонта, на самую кромку, оставляя кроваво-красный след…

— Алло? — прозвучал завораживающий женский голос.

— Вероника, привет! Это Сергей. Удивлена? — произнес Баранов тихо, как бы извиняясь.

Гипноз ее чарующих интонаций, казалось, действовал безотказно.

— Господин Баранов, разрешите поинтересоваться, какое сегодня число? — Кокетка явно переигрывала и уже с первых минут начинала действовать мне на нервы. Сергей оправдывался и умолял:

— Верочка, только не начинай сначала. Котенок, ты же получила цветы от моего имени и послание с извинениями? Я был занят, позвонил как только смог.

— Вам, Баранов, прощение вымолить — пара пустяков. (Растаяла она быстро, как я погляжу.) Я никогда не видела таких огромных, таких ярко-красных роз. Когда открыла дверь, подумала, что вся моя квартира в крови, но потом кровь смешалась с моими слезами. («Ну уж это совсем лишнее», — подумала я.) Сергей, мы встретимся сегодня? Только не считай меня дурой, не приму никаких отговорок.

Баранов замялся, соображая, что ответить.