– Да, – с жаром ответила королева. – Что ты думаешь об этом неожиданном пополнении свиты?

Беренгария испытующе поглядывала на Валентину.

– К сожалению, я не могу вынести никакого суждения. Мне слишком редко доводилось бывать в обществе Тарсы.

На самом деле Валентина уже составила определенное мнение о кипрской принцессе – смуглой девушке небольшого роста и с соблазнительными формами. Она обладала многими талантами: играла на лютне и арфе, а ее сладкозвучное пение могло бы соперничать с трелями птиц.

За два дня до пленения отца, короля Исаака, Тарса сама сдалась в плен и бросилась к ногам Ричарда, умоляя о пощаде. Король Англии великодушно принял ее и повелел войти в свиту Беренгарии. По мнению Валентины, кипрская принцесса представляла собой скрытную и безжалостную хищницу, готовую при любой возможности извлечь для себя выгоду.

– Хорошо, я пошлю за Тарсой и скажу, чтобы принесли воду для купания, и я сама застелю постель свежими простынями, – сказала Валентина, направляясь к двери с охапкой грязного белья.

* * *

Вернувшись в башню, где расположилась королева, Валентина обнаружила, что та уже погрузилась в большую медную лохань, наполненную душистой водой. Тарса, смуглая и сладострастная кипрская принцесса, прислуживала королеве, растирая мыльную пену по розовой спине Беренгарии.

Валентина вошла без стука, и Тарса вскочила, ее лицо исказилось от страха и пошло красными пятнами.

– Это леди Валентина, – успокоила ее Беренгария, снова притягивая за руку к лохани. – Не бойся!

Пока Валентина перестилала постель, Беренгария и Тарса смеялись, плескали друг на друга водой и играли ускользающим из рук куском мыла. Платье кипрской принцессы спереди было уже совершенно мокрым, и ткань прилипла к телу, обрисовав волнующую грудь. Беренгария схватила губку и вложила в ладонь Тарсы.

Валентина украдкой наблюдала за женщинами, расправляя простыни. Принцесса мягкими движениями растирала Беренгарии спину, продвигаясь к изящному изгибу шеи. Медленно и методично она намыливала розовые плечи королевы. Валентина в замешательстве отвернулась, заметив, как Тарса, словно пробуя какое-то лакомство, облизнулась, когда губка неторопливо заскользила по крепкой подрагивающей груди Беренгарии.

Поспешно закончив перестилать простыни, Валентина повернулась, чтобы уйти. Беренгария скользнула в теплую прозрачную воду и оперлась головой о закругленный край лохани. Долгим и томным взглядом следила она за Валентиной, полные влажные губы приоткрылись, обнажив ряд мелких белых зубов.

Многозначительно глянув на Валентину, Беренгария окунула руку Тарсы в воду и зажала между своих ног. Королева блаженно застонала, и Валентина увидела, как заколыхались ее бедра. Потрясенная увиденным, девушка, почувствовав себя униженной, выскочила из комнаты, и долго еще в ушах у нее звенел смех Беренгарии.

* * *

Паксон пересек город и направился в предместье, где ждал его Мештуб, верный друг.

– Долго же тебе пришлось ждать, дружище, – рассмеялся султан Джакарда.

– Да уж, пришлось, – добродушно проворчал Мештуб, радуясь, что Паксон вернулся целым и невредимым. – Я был уверен, что англичане обезглавят тебя!

На смену облегчению к нему в душу закралось желание расспросить друга о подробностях, круглые черные глаза Мештуба блестели от любопытства.

– Расскажи-ка, Паксон, каково это – спать с инглези! Отличаются они от наших женщин?

Паксон засмеялся.

– Тело такое же, только душа другая. Я уже говорил тебе, Мештуб, у каждой женщины – своя душа. Гладкая кожа, мягкие изгибы фигуры – все одинаково. Душа делает каждую женщину неповторимой.

Это Мештуб слышал и раньше. Паксон заметил разочарование на лице друга.

– Так, значит, только подробное описание проведенной мной ночи удовлетворит тебя, а, Мештуб? Ну хорошо, эта инглези, пожалуй, немного отличается от остальных. У нее неутолимый аппетит в любовных утехах. Мне казалось, такая жажда соитий может быть только у мужчин. У этой женщины прекрасная кожа, а плоть нежная и притягательная, но есть у нее и неожиданная сила. Прикосновение рук вроде бы подобно касаниям лепестков розы, но всегда чувствуется, что под лепестками – шипы. Бедра восхитительно округлы у этой инглези, но сжимают они сильно и цепко. Ну, Мештуб, хватит с тебя на сегодня! Когда же ты найдешь себе женщину?

– Скоро, Пакс, скоро! Есть тут одна маленькая бедуинка из селения у родника Эль Рибар. Если Аллаху будет угодно, я заполучу ее себе в жены.

– Но кое-что Аллах не сможет за тебя исполнить, и это как раз тот случай! – забрюзжал Паксон. – Мештуб, ты должен добиться своего счастья сам, а потом уже можешь поблагодарить и Аллаха.

Пока они ехали бок о бок, коротая время в разговорах, сопровождаемые ровно бегущей пантерой, придворная дама королевы не выходила у Паксона из головы. Она казалась расстроенной, словно невыносимая тяжесть лежала у нее на сердце.

Размышляя о ней, Паксон понял причину беспокойства Валентины: соучастие в делах Беренгарии делало ее столь же виновной в измене королю, сколь повинна была и сама королева. Султану Джакарда стало жаль, что он внес свою лепту в горести понравившейся ему девушки. Паксону хотелось бы снова увидеть Валентину счастливой и беззаботной – именно такой он увидел ее впервые, на турнире в честь королевской свадьбы.

Менгис похитил придворную даму вместо королевы. Глаза девушки тогда сияли от возбуждения, щеки горели румянцем, грудной смех звенел звонко. Паксон вспоминал, какой она показалась ему красивой, высокой, стройной, как блестели на солнце ее длинные волосы, а глаза сияли сапфирово-голубым светом.

Валентина была тогда столь прекрасна, что ни на минуту не возникло у него сомнение: а та ли женщина перед ним, которую уже начали восхвалять в своих песнях менестрели?

Мештуб придвинулся к Паксону и хлопнул его по колену.

– Запросы инглези были так непомерны, что теперь ты засыпаешь в седле? Где бродят твои мысли, друг?

Паксон засмеялся и пришпорил своего коня.

– Я думал, Мештуб, о глазах цвета безбрежного моря и стройной изящной фигуре другой инглези.

Мештуб озадаченно покачал головой. Один лишь Аллах знает, откуда у этого Паксона берутся силы на стольких инглези!

В последующие шесть дней продолжались переговоры между христианами и мусульманами об обмене пленными. Это было для Валентины трудное время. Ее нервы, казалось, вот-вот лопнут, как слишком туго натянутые струны лютни. Напряжение наложило отпечаток и на внешность девушки: под глазами появились фиолетовые круги, придававшие несколько болезненный вид.

Она проводила все дни с Беренгарией, наблюдая за ходом переговоров из-за решетчатой дверцы галереи или же слушая песни Тарсы, кипрской принцессы, развлекавшей королеву. Отношения между Тарсой и Валентиной быстро накалялись, смутная неприязнь превратилась в едва сдерживаемую ненависть. Валентине претили наклонности Тарсы, а та, в свою очередь, испытывала ревность к давним отношениям Валентины и Беренгарии и к уважению, которое оказывали окружающие этой придворной даме, как доверенному лицу королевы.