тобой назывались вчера.

Бейся ж так, чтоб пришельцы

поганые

К нам ходить заказали другим.

Неприятелям на поругание

Не давай наших честных могил!

Оглянись на леса и на пажити,

Выдвигаясь с винтовкою в бой;

Все, что кровным трудом нашим

нажито,

За твоею спиной, за тобой!

Чтоб добру тому не быть

растащену.

Чтоб отчизне цвести и сиять.

Голосами седых твоих пращуров

Я велю тебе насмерть стоять!

ДМИТРИЙ КОВАЛЕВ

ПОТЕРИ

Они сошли в Полярном, в полдень,

с бота.

Как уцелел он, как дошел сюда?

Что там теперь? Туда ушла пехота.

Слыхать, бомбили по пути суда.

На всех шинели, ржавые от крови,

Пожухли, коробом стоят.

И только взгляды скорбь потерь

откроют,

Но, как позор свой, ужас затаят.

От всей заставы пятеро осталось.

И не сознанье подвига — вина.

В глазах — тысячелетняя

усталость…

А только, только началась война.

А ДУМАЛ Я…

Матери Екатерине Ивановне

А думал я,

Что как увижу мать —

Так упаду к ногам ее…

Но вот.

Где жжет роса, в ботве стою

опять.

Вязанку хвороста межой она несет.

Такая старая, невзрачная на вид,

Меня еще не замечая, вслух,

Сама с собой о чем-то говорит…

Окликнуть? Нет, так испугаю вдруг.

Но вот — сама заметила уже,

Забыв и ношу бросить на меже,

Не видя ничего перед собой,

Летит ко мне:

— Ах боже, гость какой!

А я, как сердце чуяло, в лесу

Еще с утра спешила все домой.

— Давай, мамуся,

хворост поднесу!—

И мать заплакала, шепча:

— Сыночек мой… —

С охапкой невесомою в руках

Близ почерневших пятнами бобов

Расспрашиваю я… о пустяках:

— Есть ли орехи?

Много ли грибов?..—

А думал, там, в пристрелянных

снегах,

Что, если жив останусь и приду,—

Слез не стыдясь,

При людях, на виду,

На улице пред нею упаду.

ПАВЕЛ КОГАН[3]

ИЗ НЕДОПИСАННОЙ ГЛАВЫ

Есть в наших днях такая точность,

Что мальчики иных веков,

Наверно, будут плакать ночью

О времени большевиков

И будут жаловаться милым,

Что не родились в те года,

Когда звенела и дымилась,

На берег рухнувши, вода.

Они нас выдумают снова —

Косая сажень, твердый шаг —

И верную найдут основу.

Но не сумеют так дышать.

Как мы дышали, как дружили.

Как жили мы, как впопыхах

Плохие песни мы сложили

О поразительных делах.

Мы были всякими, любыми,

Не очень умными подчас.

Мы наших девушек любили,

Ревнуя, мучась, горячась.

Мы были всякими. Но мучась,

Мы понимали: в наши дни

Нам выпала такая участь,

Что пусть завидуют они.

Они нас выдумают мудрых,

Мы будем строги и прямы,

Они прикрасят и припудрят,

И все-таки пробьемся мы!

. . . . .

И пусть я покажусь им узким

И их всесветность оскорблю,—

Я патриот. Я воздух русский,

Я землю русскую люблю,

Я верю, что нигде на свете

Второй такой не отыскать,

Чтоб так пахнуло на рассвете,

Чтоб дымный ветер на песках…

И где еще найдешь такие

Березы, как в моем краю!

Я б сдох, как пес, от ностальгии

В любом кокосовом раю…

ПЕТР КОМАРОВ

СУНГАРИЙСКИЕ БОЛОТА

Ты вниз поглядел из окна

самолета —

И ты не увидел привычной земли:

Глухие разводья, протоки, болота, Озера и топи лежали вдали.

Там чахлые травы шептались

и дрогли,

И плакали чибисы, злясь на судьбу,

И серая цапля, как иероглиф.

Стояла, должно быть, с лягушкой

в зобу.

Бездонные топи. Озера. Болота.

Зеленая, желтая, рыжая мгла.

Здесь даже лететь никому неохота,—

А как же пехота все это прошла?..

САНЧАГОУ

Здесь тишину веками берегли,

В маньчжурском городишке

Санчагоу.

Днем — патрули. И ночью — патрули.

И тишина. И ничего другого.

Мерцает и качается слегка

Цветной фонарь из рисовой бумаги.

Шаги конвоя. Тусклый блеск штыка.

И солнце самурайское