— Значит, с твоей человеческой личностью все теперь в порядке, надо полагать? Бабушка не зря старалась?

— Надеюсь… — легкомысленно пожала плечами Наташа. — Впрочем, как и с твоей. У тебя комплексов практически вообще нет, значит, тебя родители в детстве тоже не особо стыдили. Ведь так?

— Ну… Я не помню, конечно…

— Вот! Если не помнишь, то значит, и не стыдили.

— Ладно, сдаюсь. Ты ужинать будешь, Макаренко?

— Нет. Я у бабушки щи ела.

— Как у них там дела, кстати?

— Да все то же… Ой, слушай, я же новое слово от Таечки услышала! Подожди, сейчас воспроизведу! Так… В общем, машина… Японская… А марка… А марка — «Мазда». Потом — у… у… Умаздохалась, вот как! Ты понимаешь, что за прелесть словечко — умаздохалась?

— А что оно означает?

— Ну, устала, значит! Устала до крайней степени! Во Таечка, во молодец! Все время она мне что-нибудь подкидывает!

— Да уж. Знала бы старушка, зачем на этом свете жизнь прожила. С такой целью, чтобы, значит, тебе словечки подкидывать, — тихо, но очень саркастически произнес Саша, — ты уже и Таечку в качестве поставщика литературных перлов приспособила…

— Саш, ты опять? — протянула Наташа, опуская плечи и уныло оседая на стуле. — И откуда в тебе это противное занудство берется? Ну, сказал один раз, и хватит, и не надо каждый вечер бубукать одно и то же…

— Я не бубукаю. Я могу вообще замолчать, если хочешь.

— Вот и замолчи.

Нет, но ведь сам нарвался! Теперь обижаться будет, демонстрировать перед ней свою оскорбленную спину. Вздохнув, Наташа поставила локти на стол, уперла подбородок в нервно сплетенные пальцы. А вот интересно, смог бы Саша взять и влюбиться, как ее книжный Антон? Так влюбиться, чтобы напрочь крышу сорвало в сторону какой-нибудь стервы?

Она даже глаза закрыла, мысленно представив Сашу на месте Антона. И чуть улыбнулась скептически, но в то же время довольно — не складывалась в голове фантазийная картинка. Не мог Саша оказаться на месте Антона, и все тут. Где ему! Слишком уж он… плюшевый. Не в том смысле, что мягкий и бесхарактерный, а в смысле плюшевой правильности. Про таких мужчин говорят — отличный семьянин. Про таких можно досье писать, как в фильме «Семнадцать мгновений весны» — характер нордический, твердый, беспощаден к врагам корпорации, в которой трудится на хорошо оплачиваемой должности, согласно штатному расписанию, и прочая, прочая… Такого на стервозности не проведешь, такой своим занудным анализом любую хитроумную стервозность в момент расколет и на чистую воду выведет. А может, взять да и спросить прямо в лоб? А что? Скажи-ка мне, дорогой, слабо ли тебе взять да не влюбиться в юную черноволосую красотку, если она сама тебя для этой цели приглядит и выберет? Хотя нет, спрашивать как раз не стоит. Потому что он тут же разговор свернет в обвинительную сторону — используешь, мол, мои драгоценные личностные качества в своих меркантильно-литературных целях… Нет. Хватит, надоело. Надо мириться и сваливать с кухни подобру-поздорову, тем более в планах назначено было этим вечером очередную главу дописать.

Наташа выпрямила спину, тряхнула волосами, улыбнулась в мужнину спину и совсем уж было собралась проговорить что-нибудь примирительное и кокетливо-игривое. И даже воздуху уже в грудь набрала, да не успела. Развеселая мелодия скрипача-обаяшки, норвежского белоруса, героя недавно прошедшего музыкального конкурса, громко полилась из лежащего на столе мобильника, временно оборвав семейное перемирие. Интересно, кто это проснулся так не вовремя? Может, не отвечать? Хотя — нет. В окошечке высветилось: «Бабуля». Святое дело — привет из бабьего дома.

— Слушаю, ба. Что случилось? Я вроде тебе отзвонилась, что я уже дома.

— Натка, тут такое дело… Только ты не пугайся заранее! В общем, у нас все как всегда — срочно и безотлагательно. Твоей матери на работе горящую путевку в Кисловодск всучили.

— Да? Ну… это ж хорошо, наверное, ба? Ты ж сама говорила, что она плохо себя чувствует, что уработалась вся?

— Ну да, конечно… И я про то же…

— А когда она едет?

— Завтра утром.

— Уже?!

— Ну да! Я потому тебе и звоню! Люся уезжает, я с Тонечкой вроде как на дачу собралась, ты сама сегодня просила…

— Погоди, ба! А… Как же Таечка? Я не поняла, а с Таечкой кто останется?

— Как это — кто? Ты, конечно! Получается, кроме тебя, некому!

— Я?! — отчаянно возопила в кухонное пространство Наташа, так что Сашина спина вздрогнула и он тут же развернулся, глядя тревожно и вопросительно.

— Ты, ты! Что ты кричишь там, будто к тебе с ножом к горлу приступают? Я ж не говорю, что ты должна по полной программе роль сиделки исполнять! Просто будешь заходить каждый вечер после работы, проведывать Таечку. А кормить, стирать, постель перестилать — это я с соседкой за деньги договорюсь. Хотя… Может, и зря. Стоило бы и тебя к милосердию как-то приспособить…

— Бабушка, а может, я на работе отпуск без содержания оформлю да и того… Сама с Тонечкой поживу на даче…

— Здравствуйте, приехали, милая внученька! А я что, на дачный отдых не сподобилась? Нет уж, я тоже по травке пройтись да в речке искупаться хочу. Я ж на турецкие моря не наведываюсь по два раза в год, как ты. Ничего, не рассыплешься! Будешь забегать вечерами к Таечке, тебе полезно будет с ней пообщаться. Может, жалость да благодарное сочувствие в сердце проснутся.

— Так сама ж говоришь — соседка будет ходить…

— Ну и что? Соседка, она и есть соседка, Таечке чужая совсем. А ты — своя, родная. Любит она тебя.

— Ба, ну не могу я, честное слово, не могу!

— Все, хватит ныть, Наталья! На том и порешим — каждый вечер после работы будешь ездить к Таечке. Будешь контролировать, как там и что. Ты скажи Саше, пусть он мне утром Тонечку завезет! Мы Люсю в Кисловодск проводим и на десятичасовой электричке и уедем. А барахлишко Тонечкино вы на дачу в субботу привезете. Ну все, пока…

— Ба, да погоди!

— Некогда мне годить! Надо Люсе со сборами помочь, у нее сил нет. Лежит, в ванной отмокает. Жду тебя на даче в субботу, там и поговорим! Саше с Тонечкой привет передавай!

Короткие гудки отбоя противно запищали в ухо, и Наташа, отбросив от себя телефон, сердито сплела крендельком худые руки под грудью.

— Наташ, я не понял… Случилось что-нибудь? — участливо присел напротив нее Саша.

— Нет. Ничего не случилось. Маме на работе путевку в Кисловодск дали. Горящую.

— Ну и…

— И ничего больше! Завтра утром завезешь Тонечку к бабушке, она с ней на дачу поедет. А я с девяностолетней старухой должна вечера коротать. Представляешь? Так бабушка решила и постановила. Мне же больше нечем в этой жизни заняться…

— Ну, не злись. Хочешь, вместе туда вечерами будем ездить?