Засмотрелся? Заслушался? О чем он? Соня мне снилась, да, и действительно в таких видах, что десять цензоров удавятся, но… Додумать я не успел: вихрь внезапно, как и не было, затих, и я обнаружил, что основательно стою на ногах, упираясь носом во что-то твердое. Приоткрыв глаза, я увидел, что твердое было еще и белым. Чуть отступив назад, я понял, что белое – это дверь. Гладкая, скучная. Какая-то больничная. Очень странно. У меня в квартире, где я ложился спать, двери темного дерева. Постой, постой… У меня?

– Ты заходи давай, – продолжал Голос, – хватит озираться, ничего важного ты тут не увидишь, одно слово – кажимость. Ты сейчас лежишь на террасе кафе «Желтый чайник», умирая от пули, пробившей твое сердце полсекунды назад. Но не в тумане же тебя держать, надо, чтоб обстановка хоть более-менее натуральная была, а то совсем растеряешься. А ты и так пока все еще не в себе. – Он хмыкнул. – Ничего, сейчас опомнишься.

Я толкнул дверь и увидел за ней просторную, неправдоподобно белую комнату. Она напоминала больничную палату, вот только белизна была, даже не знаю, как объяснить, чересчур белой. До головокружения. Комната буквально подавляла белизной. И пустотой. Никого, кто мог бы со мной разговаривать, за дверью не обнаружилось.

– Присядь, выпей воды, расслабься. Сейчас придешь в себя. – Голос снова хмыкнул. – Вот именно. Придешь в себя.

На пол, что ли, садиться, подумал я и внезапно увидел рядом белое кресло, мягкое даже на вид. Уселся. Внешнее впечатление не обмануло: кресло послушно приняло очертания тела. Рядом, на таком же белом столике (откуда он взялся?) стоял высокий стакан с прозрачной жидкостью. Вот интересно, почему при всяких там потрясениях человеку сразу стакан с водой подсовывают? Что ли от стресса непременно должно хотеться пить? А если не хочется?

С некоторой опаской я, понюхав (ничем не пахло), пригубил содержимое. Действительно, вода. Чистая, прохладная, удивительно вкусная. Глоток, другой, третий… холодная жидкость лилась в горло и, казалось, растекалась по всему телу, вплоть до кончиков пальцев. Когда стакан опустел, я почувствовал, что дремотное состояние оставило меня. Точнее, не так. Я почувствовал, что минуту назад я как будто грезил, а теперь голова ясная, чистая, как эта вода.

– Ну что? – усмехнулся Голос. – Проснулся?

– Я… я… – Я хватал воздух, точно задыхался. – Что это? Чем вы меня напоили?

– Это всего лишь вода, друг мой, – дружелюбно пояснил Голос, – обыкновенная вода. Люди удивительно недооценивают ее возможности. Чистая холодная вода бодрит и отрезвляет лучше всех этих ваших кофе, ты заметил?

– У меня такое ощущение, – бормотал я, инстинктивно пытаясь отодвинуться от столика со стаканом, который опять уже был полон, – будто меня выдернули из моего тела и сунули в другое… кошмар какой-то.

Все-таки человеческий язык слишком скуден для описания того, что я чувствовал. Приходилось ли вам посреди ночи, когда сон предельно глубок, просыпаться от резкого звука, будь то будильник, телефон или звонок в дверь? Когда сознание, еще уверенное в реальности сонных грез, внезапно оказывается в другой плоскости, где все доказывает, что настоящее – здесь и сейчас. Я был почти уверен, что Он мог заставить меня очнуться и не столь жесткими (жестокими!) способами, но моя обалдевшая физиономия, должно быть, создавала дополнительный повод для веселья. Потому что, судя по интонации, Он совершенно очевидно веселился:

– Выговорился? – насмешливо поинтересовался Голос, хотя я молчал. Ах да, он же, наверное, слышит мои мысли. – Вот-вот, – подтвердил он мою «телепатическую гипотезу». – Ну так что? Еще ругаться будешь или как? Нервный ты какой-то, нежный. Прямо мимоза. Подумаешь, разбудили его грубовато.

Я промычал что-то нечленораздельное и уставился в потолок. Не потому, что Голос доносился именно оттуда, а потому, что надо же хоть куда-то смотреть.

– Ладно, не дуйся, давай обсудим твою первую попытку. Что ты чувствовал, как тебе эта шкурка?

– Я уже сделал выбор! – выпалил я. То ли я еще не отвык от ощущения себя Мишей – все-таки за девять дней я успел изрядно с ним сродниться, – то ли вспомнил старую истину, что от добра добра не ищут, но меня переполняла уверенность: Миша – это то, что нужно.

– Да неужели? – с откровенной издевкой произнес Голос.

– Да! – как можно более твердо заявил я. – Я хочу остаться Михаилом. Меня абсолютно устраивает и его тело, и его мысли, и вообще вся его жизнь.

– Ну да, ну да, – саркастически согласился Голос. – Восемьдесят кило мышц на восемьдесят граммов мозга. Плюс мамочка, которой ничего для ненаглядного сыночка не жаль. И что самое главное, этого самого «ничего» у мамочки довольно много. Так что юный оболтус может купаться в удовольствиях, не ударяя палец о палец. А ведь мальчик-то примитивненький, скучный. Ни взлетов, ни падений. Без последних, напомню, взлетов не почувствуешь. Никакой мальчик-то в общем и целом. И эмоции такие же никакие, чуть тепленькие.

– Ничего себе чуть тепленькие! – возмутился я, вспоминая, как переживал из-за того, что Соня не обращает на меня внимания.

– Ой, я тебя умоляю! – Голос неожиданно выдал интонацию «старого одессита». – Эти твои прыжки вокруг девочки, которой хватило мозгов понять, что ты пустышка, это все тьфу, манная каша на воде, без сахара и даже без соли.

– Почему это пустышка? – неожиданно обиделся я. – Она же именно меня выбрала…

Он хмыкнул:

– Вот-вот, выбрала. Потому что из Майкла умная женщина вылепит все, что ей нужно. Хоть юного карьериста, хоть комнатную собачку. Или даже все в одном флаконе, как в данном случае. Сонечка – девочка неглупая. – Он помолчал. – Хотя, безусловно, есть свои минусы…

– Хочешь сказать, ее тоже убили в том кафе? – Задохнувшись от этого внезапного предположения, я сам не понял, как обратился к Голосу на «ты». Но Ему, похоже, было наплевать.

– Ну вот так я тебе все и выложил, – продолжал иронизировать Он.

– Зато Майкл молод и здоров, – настаивал я. – Если уж мне предстоит прожить еще тридцать три года, не стариком же мне становиться.

– И тебя не смущает, что, если юноше сейчас около двадцати, значит, доживет он всего-то до пятидесяти трех? – почему-то возразил Голос. Мне показалось, что теперь Он возражает не из издевки, а как будто пытаясь мне что-то подсказать, вот только я не мог понять, что же. – Не маловато?

– Но я чувствую, что это – мое! – Начав настаивать на Мишиной кандидатуре, продолжал я уже как будто по инерции. – Ты же видел, как быстро я в него включился, даже забыл собственное «я». Может, потому что я и есть он?

Он вздохнул, словно бы я чем-то его огорчил:

– Собственное «я» ты забыл, потому что не просыхал от веселья. Тебя можно понять. Все легкое, яркое, пестрое, сплошной карнавал. И молоденький, и здоровенький, и красивенький, и богатенький – ну золотой мальчик, прелесть что такое!

– Миша – не просто богатенький мальчик. – Я сам не понимал, почему мне так необходимо защитить Михаила. – Это все внешнее, у него есть шанс все изменить.