начал ходить по гостиной, где спал, не замечая физического недомогания, пока оно терпит. Ему так легче думалось. На самые разные темы, мысли оживали и начинали копошиться, взрывая сознание глубже и глубже.

Он давно так не напивался, вообще никогда не напивался.

Билл остановился у столика — тот мешал ему продолжить движение.

На мгновенье Уильям выглянул из своей внутренней Вселенной в окружающий мир через крохотную форточку.

Тихо. Где-то вдалеке еще поют песни, стучат бокалами и играет музыка, но уже сбавляя темпы. В доме темно. Билл прошелся по всем комнатам. Только Джейн у себя спит, завернувшись в одеяло. Она в одежде… Ждала кого-то. Конечно, ждала Джеймса и Энн.

Билл сел за стол и тоже начал ждать. Голоса на улице совсем стихли. Уильям цеплялся за мысль, выход, идею, уже слабо разбирая ее черты. Он снова уснул в гостиной.

Хэйлстоун, утомленный и опьяненный праздником, погрузился в сон за пару часов до рассвета.

***

Вступая в очередной раз в дебри Сонного леса, Джеймс решил не возвращаться. Он снова и снова закрывал двери в своей голове, дверцы, окошки, люки… Почти слышал, как они хлопают. Джеймс отчаянно стремился отгородиться, и в тишине, в темноте одиночества сделать вид, что ничего не случилось. Джеймсу было сложно дойти в чем-либо до конца. Это как планктон в океане — подхватил Гольфстрим, и ты несешься, даже кажется, что это ты сам перемещаешься с такой скоростью, вдруг какая-то ничтожная струйка отклонилась, и ты полетел в противоположном направлении, или просто завис на некой глубине.

Надо сказать, что Сонный лес был очень живописным местом, особенно ночами, здесь при наличии пусть небольшой и примитивной фантазии, с добавлением природной чувствительности и предрасположенности к истерии, можно было насмотреться всякого. А когда еще после бокала вина…

Никто бы не поверил, но бытующее среди жителей мнение, что лесные духи любят пугать людей согласно расписанию полнолуний — новолуний и прочего, выдумка. На самом деле, если их особо не злить, вряд ли они к вам пристанут. У них тоже свои дела имеются.

Сегодня предчувствие не обещало Джеймсу ничего хорошего. Он не был уж очень впечатлителен, да и лес знал лучше всех в Хэйлстоуне, поэтому старался убедить себя в том, что это городской праздник эхом отзывается в зарослях. Страх потеснил оскорбленную гордость. Джеймсу казалось, что боковым зрением он видит чьи-то глаза, большие и круглые, а когда поворачивался, ничего уже не было. Решение покинуть Хэйлстоун пришлось переменить, скажем так, отложить, в конце концов, все, что могло случиться худшего — случилось. Джеймс был уверен, что поутру его отец возобновит свою размеренную жизнь. Было стыдно, естественно. Одно дело, если ты виноват и получаешь по заслугам, совсем другое — когда тебя заставили стыдиться. Именно в таких случаях самое глупое, что только можно сделать — пытаться оправдаться. В общем-то, Джеймс никогда не был любимчиком у достопочтенных жителей Хэйлстоуна, и их мнение было не очень весомо в его глазах. Больно, но терпимо.

Джеймс услышал шаги. Кто-то двигался ему навстречу и вел коня. В этих звуках Джеймс не услышал ни усталости, ни спешки. Он спрятался за толстый ствол дерева и впился глазами в темноту. Хорошо еще, что ночь была светлая, летняя. На расстоянии руки от Джеймса прошел человек в плаще и провел огромного черного коня. Незнакомец был очень высок, а в его движениях была какая-то отрешенность. В другое время Джеймсу это было бы интересно, возможно, он проследил бы за незнакомцем, чтоб определить его пункт назначения и понаблюдать, но в этот раз им овладел необъяснимый, близкий к животному страх. Сорваться с места и убежать Джеймсу помешало оцепенение. Так загнанные хищником жертвы, видя свою смерть, в последний момент перестают сопротивляться.

Незнакомец уходил дальше и дальше в сторону плотины, ничем не обнаружив присутствия Джеймса. Последнее, что юный Кэрриган успел заметить, но только теперь это оформилось в мысль, когда начал сползать страх, что не было слышно дыхания незнакомца, равно как и коня.

Джеймсу хотелось поскорее вернуться домой, он перепрыгивал через ямы и упавшие деревья, сокращая расстояние до родных стен с невообразимой скоростью, когда навстречу ему из-за старого дуба вышла мать.

— Джеймс! — он вздрогнул.

— Как хорошо, что я тебя нашла! Я так боялась, что ты пойдешь на плотину, в это проклятое место, мне Джейн сказала, что туда зачем-то собираются другие молодые люди, — Энн обхватила руками его голову и целовала.

— Да. . Но я шел домой. Не беспокойся ты так, мам, все хорошо.

— Ах! Этот твой отец! — она всплеснула руками.

Джеймс ничего не ответил.

— Идем быстрее домой, только у меня есть к тебе дело, — Энн собралась с духом и достала небольшой сверток из кармана платья.

— Это мой подарок, наш, — она поправилась и смутилась, — поздравляю, мой дорогой Джеймс!

Этого он совсем не ожидал. Джеймс развернул бумажный сверток, и в ночном сумраке блеснуло лезвие кинжала. В то же мгновение где-то вдалеке раздался крик, схожий с тем, что слышали накануне, и перешел в жалобный вой, не стихавший до самого утра. Джеймс широко раскрыл глаза от удивления.

— Ну я думаю, это не то, что отец хотел бы подарить, — в Хэйлстоуне не было принято иметь дело с оружием.

Все уважающие себя граждане считали ниже своего достоинства обращение с этими варварскими вещами. Неизвестно, когда возник этот предрассудок, будто именно страсть к оружию, кровожадность и беспощадность навели на их предков проклятие, но все жители Хэйлстоуна его держались. Было еще несколько таких же абсурдных преданий наоборот, за которые особенно стояли горой, надо же за что-то стоять.

А кинжал был восхитительный. На тонком лезвии красовалась вязь: «и в последний миг, когда обступят меня враги, а силы покинут, Белый дракон поможет обрести мне достойную смерть, врагов же моих предаст забвению». Джеймс бегло читал и мог даже писать на языке охотников. В голову дракона, украшавшую рукоятку кинжала, было вставлено два маленьких черных бриллианта — глаз. Джеймс любил оружие.

— Откуда?

— Я ведь рассказывала тебе, как мы познакомились с твоим отцом, где я родилась и кем была. Это наша семейная реликвия.

— Ее отдали тебе?

— Отец разрешил взять только две вещи, когда я покидала родную страну — я взяла этот кинжал. Он не простой, Джеймс. Ты знаешь, вокруг нас всегда существует другой мир, мир мертвых и духов, если внимательно смотреть, в отражении на лезвии можно увидеть их. Ты всегда сможешь узнать, если они рядом, в чьи головы они вкладывают черные