— Я попытаюсь поговорить с сестрой. Может, выясню что-нибудь новое о произошедшем прошлой ночью.

— Хорошая идея. Я тоже попытаю счастья с братом. Заодно узнаю, как его зовут.

Чарли смеется.

— Хочешь, чтобы я подвез тебя завтра в школу?

— Если тебе не сложно, — кивает она.

— Не сложно.

И снова тишина. Это молчание напоминает мне о едва слышных звуках, которые она издавала на видео. Слава богу, оно все еще на моем телефоне. Ее голос будет преследовать меня всю ночь. Вообще-то, я даже в предвкушении.

— Знаешь, — говорит она, постукивая пальцами по двери, — может, завтра мы проснемся и будем нормальными. Даже забудем о сегодняшнем, будто ничего и не произошло.

Надежда есть, но инстинкты подсказывают, что этого не случится. Завтра мы проснемся в таком же недоумении, как сегодня.

— Могу поспорить, что так не будет. Я просмотрю свои сообщения. Ты тоже этим займись.

Чарли снова кивает, наконец поворачивая голову и встречаясь со мной взглядом:

— Спокойной ночи, Сайлас.

— Спокойной ночи, Чарли. Позвони, если вдруг…

— Со мной все будет хорошо, — быстро перебивает она. — Увидимся утром.

Чарли выходит из машины и идет к дому. Я хочу крикнуть ей вслед, попросить подождать. Мне интересно, не преследует ли ее тот же вопрос, что и меня: что значит «Никогда-никогда»?

Мне кажется, если уж ты решилась изменить своему парню, нужно делать это с кем-то достойным подобного греха. Не знаю, так ли мыслила старая Чарли или это целиком заслуга новой. Возможно, глядя на жизнь Винвуд со стороны, я могу думать о ее измене без эмоций, а не с осуждением. Знаю только одно: если ты собираешься изменить Сайласу Нэшу, лучше бы сделать это с Райаном Гослингом.

Я оборачиваюсь, пока он не уехал, и мельком вижу его профиль — тусклый фонарь за машиной освещает лицо парня. У него нос с горбинкой. В школе у всех мальчиков были либо прямые носы, либо картошки. Или еще хуже — прыщавые. У Сайласа нос мужчины. Из-за этого начинаешь воспринимать его всерьез.

Поворачиваюсь к дому. Живот крутит. Внутри никого, когда я открываю дверь и заглядываю внутрь. Чувствую себя взломщиком, пытающимся пробраться в чужой дом.

— Эй? — зову я. — Есть кто-нибудь? — Тихо закрываю дверь и крадусь в гостиную.

И резко подпрыгиваю на месте.

Мама Чарли сидит на диване и смотрит «Сайнфелд» без звука, поедая фасоль прямиком из банки. Я внезапно вспоминаю, что за сегодня съела только сыр на гриле, который разделила с Сайласом.

— Ты голодна? — неуверенно спрашиваю я. Не знаю, продолжает ли она на меня злиться или сейчас опять заплачет. — Хочешь, я что-нибудь нам приготовлю?

Мама наклоняется, не глядя на меня, и ставит фасоль на столик. Я делаю шаг к ней и выдавливаю:

— Мам?

Она не отвечает.

Я разворачиваюсь и вижу Джанет на кухне с пачкой «Доритос» в руке.

— И это твой ужин?

Она пожимает плечами.

— Тебе что, четырнадцать?

— У тебя что, мозги отказали? — язвит она в ответ. — Да, мне четырнадцать.

Я выхватываю пачку у нее из рук и несу ее к нашей пьяной матери, сидящей перед телевизором.

— Четырнадцатилетним нельзя ужинать чипсами, — бросаю их ей на колени. — Протрезвей и вернись к работе!

Ни ответа ни привета.

Подхожу к холодильнику, но внутри лишь десяток банок диетической колы и соленые огурцы.

— Надевай куртку, Джанет, — говорю я, испепеляя мать взглядом. — Давай найдем тебе нормальный ужин.

Она смотрит на меня так, словно я заговорила на мандаринском. По-видимому, мне нужно добавить что-то грубое для соблюдения приличий.

— Быстрее, маленькая засранка!

Сестра бежит в комнату, а я рыскаю по всему дому в поисках ключей. Что же у меня за жизнь такая? И кто это существо на диване? Наверняка она не всегда была такой. Я смотрю ей в затылок и невольно сочувствую. Ее муж — мой отец — в тюрьме. Тюрьме! Это большой стресс. Откуда мы вообще берем деньги на жизнь?

Кстати о деньгах. Заглядываю в кошелек. Все еще двадцать восемь долларов. Этого должно хватить, чтобы купить нам что-то кроме «Доритос».

Джанет выходит в зеленой куртке, как раз когда я нахожу ключи. Зеленый ей к лицу — в нем она выглядит не таким уж злобным подростком.

— Готова? — спрашиваю я.

Она закатывает глаза.

— Ладно, мамуля. Мы за едой! — кричу я перед выходом, больше чтобы проверить, попытается ли она меня остановить. Джанет ведет меня в гараж, а я уже предвкушаю сюрприз. Там точно не «Лэнд Ровер».

— Ой-ой, — говорю я. — Эта штука вообще ездит?

Она игнорирует меня, вставляя наушники, а я рассматриваю автомобиль. Он очень старый. Старше меня. Пахнет сигаретным дымом и пожилыми людьми. Сестричка молча садится на пассажирское сиденье и смотрит в окно.

— Ну ладно, болтушка, — говорю я. — Посмотрим, сколько кварталов мы преодолеем, прежде чем эта штука развалится.

У меня есть план. Чек, который я нашла, датирован прошлой пятницей, из закусочной «Электрик краш» во Французском квартале. Только в этом куске дерьма нет навигатора. Придется искать ее самостоятельно.

Джанет молчит, пока мы выезжаем со двора. Она выводит пальцем рисунки на окне, запотевшем от ее дыхания. Я наблюдаю за ней уголком глаза; бедный ребенок. Мама алкоголичка, папа в тюрьме — как-то грустно. А еще она меня ненавидит. Это делает ее одинокой. Я с удивлением осознаю, что Чарли в такой же ситуации. Вот только у нее есть Сайлас — или был Сайлас, пока она не изменила ему с Брайаном. Тьфу! Я качаю головой и пытаюсь избавиться от своих чувств. Ненавижу этих людей. Они так раздражают. Вот только мне вроде как нравится Сайлас.

Вроде как.

«Электрик краш» находится на улице Норт-Рампарт. Я еле нахожу место на заполненной парковке и ставлю машину между грузовиком и мини-купером. «Чарли отлично паркуется», — гордо думаю я. Джанет выходит за мной и замирает на тротуаре с потерянным видом. Закусочная прямо напротив. Я пытаюсь заглянуть через окна, но они затемнены. Вывеска «Электрик краш» светится розовым неоновым светом над дверью.

— Пошли, — говорю я, протягивая ей руку, но она отходит. — Джанет! Ну, идем же! — Я марширую к ней с агрессивным видом и хватаю за локоть. Девочка пытается выбраться, но у меня крепкая хватка, и я тащу ее через всю улицу.

— Отпусти меня!

Как только мы подходим к входу, я поворачиваюсь к ней лицом:

— Да в чем проблема? Перестань вести себя как… — «четырнадцатилетняя», мысленно заканчиваю я.