На что Королева Забо возразила:

– Да нет же, у того в кармане был ключ от своей камеры, но он не решался ее покинуть, это совсем другая проблема!

* * *

Следующие недели прошли одновременно в хлопотах по подготовке к свадьбе Терезы и к моему заточению в тюрьму.

Что касается Терезы, то перед ее свадьбой каждый пытался подлезть к ней с советом:

– Если не хочешь выглядеть идиоткой в своем высшем обществе, помни о самом главном, – наставлял ее Жереми, – нож – справа, вилка – слева.

– Вилки зубцами вниз, – уточняла Лауна. – Зубцами вверх вилки кладут только англичане.

Наш друг Тео порхал вокруг Терезы, словно бабочка:

– Относительно свадебного платья положись целиком на меня. Подойди, я обмерю тебя, моя куколка.

– Тео, ты сама любовь, – восклицала Тереза подозрительно манерным тоном, принятым в ее новом окружении.

– С завтрашнего дня я приступаю к репетициям с детишками, которые понесут шлейф твоего свадебного платья, – обещала Жервеза.

Что касается меня, то я поменял нашу с Жюли кровать на надувной матрац, который перетащил в общую детскую спальню. Поскольку я собирался провести долгие месяцы, а может, и годы в переполненной камере предварительного заключения, то наступило как раз самое время привыкать засыпать под стоны Малыша, чертыхания Жереми, не обращать внимания на вздрагивания, как от тока, Терезы, неожиданные пробуждения Верден и вполне ожидаемые «ароматные» сюрпризы Джулиуса. Клара, Это-Ангел и Господин Малоссен, наоборот, не доставляли мне никаких неудобств и дрыхли как сурки… Даже в самых ужасных тюремных камерах, наверное, всегда найдутся две-три невинных души, которые не мешают тебе спать.

Пока семья, собравшись за обеденным столом, пожинала плоды кулинарного мастерства, которое Клара передавала Терезе – Тереза как-то обронила, что в маленьких блюдах скрывается большая любовь, – я лопал консервированные яйца вкрутую, вываленные на подправленный рассолом шпинат, что в целом смахивало скорее на коровий навоз, чем на ужин.

– Что это ты делаешь? – преодолевая тошноту, поинтересовался Малыш.

– У меня диета.

– Ты заболел?

– Я вырабатываю иммунитет.

– Вырабатываешь что?

При любых обстоятельствах я прибегал к агрессивно-лаконичной лексике расписанных татуировками зеков из американских фильмов, от которых млели Малыш и Жереми. Они приходили в восторг от того, что теперь каждое воскресенье после обеда я ходил вместе с ними в их любимый кинотеатр.

– Ну наконец-то! Ты и вправду заинтересовался киношкой, Бен?

– Fuck you!

И никто, абсолютно никто не мог взять в толк, чем все же я занимаюсь. Я тренировался тайком. Заранее переживать страдания, поджидающие тебя в ближайшем будущем, но при этом не разделять ни с кем муки томительного ожидания этих страданий – в этом-то и заключается настоящий героизм. Да и потом, даже если бы я им всем рассказал, что меня собираются бросить в одну из тех маленьких бастилий, что сохранились после разрушения большой Бастилии, они, скорее всего, спокойно пропустили бы эту новость мимо ушей. Каждый был озабочен своим делом: Тереза – предстоящей свадьбой, другие – подготовкой к свадьбе Терезы, а Жюли – своей будущей книгой об экстравагантной династии Мари-Кольберов.

– Я отрыла еще одного Мари-Кольбера, папашу нашего жениха, по уши замешанного в скандале с пиастрами. Это было в пятьдесят четвертом, когда заканчивалась война в Индокитае.

Тем временем Тереза преисполнялась все большей гордостью за своего Мари-Кольбера:

– Мари-Кольберу пришла в голову чудесная мысль! Вместо того чтобы открывать свадебный список[19]в «Прентан» или «Самаритен», где цены просто заоблачные, он открыл его в «Тати»!

(«Чудесная мысль»…)

– А поскольку наши приглашенные на свадьбу гости – люди не очень-то обеспеченные, он оплатил все подарки сам! Они просто выберут подарок, который преподнесут нам на свадьбе, но не заплатят за него ни гроша! Разве это не чудесно?

Той ночью меня сжигало страстное желание приковать себя цепью в нашем подвале.

* * *

И Жюли сломалась. В тот день, когда я на полном серьезе попросил ее вышить мои инициалы на вещах, которые собирался взять с собой в тюрьму, она сломалась.

– Ну хватит, Малоссен! Только не говори мне, что ты действительно готовишься к тюряге! (Она зовет меня Малоссеном и использует курсив лишь в самом крайнем случае.) Мне-то казалось, что ты просто валяешь дурака! А ты, значит, не в игры играешь, да? Ты, оказывается, взаправду тренируешься стать зеком? Ты, стало быть, не просто похож на козла, а самый настоящий козел и есть? В таком случае давай, вали отсюда, и побыстрее! Отправляйся тренироваться куда-нибудь в другое место! Давай, раз уж ты так разошелся, прикончи этого Роберваля! Пусть хоть раз в жизни тебя будут судить за то, что ты на самом деле совершил!

Она была просто вне себя. Еще немного – и она начала бы рвать в клочья вещи, которые я приготовил для своего заточения.

– Да что я вообще делаю с этим святошей, приготовленным под мирским соусом! Я просто дура набитая, раз живу с идиотом, охваченным манией сочувствия, манией лезть в чужую душу, мазохистом до мозга костей, который годится лишь на то, чтобы цеплять себе на голову терновый венец и закутываться в плащаницу каждый раз, когда окружающая действительность не соответствует его розовым, как конфетки, идеалам! – Она открыла чемоданчик. – Так ты отправляешься в тюрягу, Малоссен? И хочешь, чтобы я подготовила тебе твой узелок?

И она принялась бросать в чемодан все, что попадалось ей под руку, включая пепельницу, полную окурков.

– Пока мы ждем, когда укокошат твоего шурина, вызовем такси и попросим, чтобы тебя отвезли прямиком в «Санте»[20]! Там ты сразу же сможешь приступить к тренировкам: посмотрим, как быстро ты привыкнешь, что тебя имеют в зад! Потому что тюрьма, дружочек ты мой, это не только вонь грязных ног, шпинат и яйца вкрутую!

Физиономия у меня, наверное, вытянулась до невозможности…

Потому что она замолчала.

Подумала.

И принялась расстегивать ремень на моих брюках.

Ее голос спустился с вершин, чтобы погрузиться в глубину.

– Если бы я была на твоем месте, Бенжамен, если бы я на самом деле опасалась очутиться в каталажке, да еще с пожизненным сроком, то готовилась бы к этому иначе. Я разошлась бы на всю катушку и занималась бы любовью так, что только яйца трещали бы, я ходила бы по самым лучшим ресторанам, смотрела бы самые лучшие фильмы и спектакли, с головой окунулась бы в развлечения, зашла бы в своих безумствах так далеко, что мне не хватило бы даже пожизненного срока для воспоминаний о накопленном наслаждении…