мораль и право; христианство, религия и мораль объединены; мораль отделенная и независимая от религии»[59].

Так же, как и Ренан, Прудон полагал, что мессианское достоинство было навязано Иисусу, чему Он активно сопротивлялся: «Иисус – анти-мессианист, он называет себя Христом только метафорически. Целью четырех Евангелий является ДОКАЗАТЬ, что он Христос. Для этой цели подбираются свидетельства Ветхого Завета; упорядочивают факты его жизни, его предсказаний, его стрстей, и его воскресения. Все это рассчитано, продумано, осмысленно, а не случайно, хотя в основе своей искренно. Так нужно было, чтобы Мессия был больше, чем идея, больше, чем просто доктрина; нужно было, чтобы он был человеком. Именно давление народного мнения, желание масс вынудило написать жизнь Иисуса такой, какая она есть»[60]. На самом же деле, по мнению французского философа, Божественное, сверхчеловеческое измерение Иисуса есть фикция: «Иисус Христос, Иисус Церкви и Евангелия есть не только человек, чьи жизнь, речи и действия были исправлены, дополнены и искажены; это персонаж очевидно идеализованный, поднятый мыслью на сверхчеловеческую высоту, человек, чьи величие, образ, слово, сознание выходят за пределы обычного смертного»[61].

Все чудеса, приписываемые Иисусу, говорит Прудон, – лишь дань традиции: «Эти чудеса были предписаны заранее мнением людей: изгнание демонов, исцеление больных, хромых, безруких, парализованных, глухих, слепых, воскрешение мертвых и т. д. Все чудеса Иисуса были уже сделаны; он не смог бы сотворить других»[62].

По мнению Прудона, после так называемой Великой французской революции его взгляд на христианство разделяло большинство французского народа. «После Революции Иисус более непонятен, по меньшей мере во Франции. В моей семье я видел, как моя мать, мои тетки и т. д. читали Евангелия, и как благочестивые женщины следовали предписаниям проповедника из Назарета; сегодня народ не понимает больше Евангелия и не читает его. Чудеса заставляют его смеяться, а остальное ему чуждо»[63].

Все становление христианства якобы обязано было самой гениальной личности Иисуса: «Ни ученый, ни книжник, ни священник, ни доктор, а простой человек из народа смог взять на себя эту роль»[64]. «Не высокие и трансцендентные догмы, не новые и неизвестные приемы морали обеспечили успех Иисуса: ни спекулятивные истины, ни теория нравов не смогли ничего сделать. Нужно было говорить с душой толпы, согреть ее, обнять, воодушевить; для этого нужно было понимать нравы и дух времени; вместо общих положений и теорий заняться частным, позитивным, увлечь воображение, умы и сердца реально жизненным, насущным, силой жизни, рассуждением, силой полемики»[65].

Имя «Сын человеческий» Прудон хочет понимать в духе Книги Бытия, где это имя противопоставлено «сыновьям Божиим» (Быт. 6:2), и именно это расхождение свидетельствует, согласно философу, об анти-мессианизме Иисуса. Что же касается наименования «Сын Божий», то Прудон считает, что это обычное для верующих выражение: разве все мы не являемся детьми Бога и Церкви?[66]

Прудон видит в Иисусе морального революционера и преобразователя: «Иисус – моралист; Иисус – революционер, и следовательно анти-мессия; Иисус, который воспламеняет толпу своими речами, своей полемикой, своей иронией – и это все. И этого вполне достаточно. Все остальное суть поздние изобретения евангелистов»[67]. Иисус стоит для Прудона в одном ряду с Сократом, которого мыслитель также воображал одним из начинателей революционной критики. Французский философ постоянно эксплуатирует образ Иисуса для нужд своей анархистской социологии. «Иисус есть наш вождь [maitre]; он истинный руководитель [chef] и модель любой революции. Это безупречный пример для подражания»[68].

Заключая свои заметки, Прудон пишет об Иисусе: «Слишком велик для человека и, одновременно, слишком мал, его образ был искажен, его сделали Христом, Логосом, Богочеловеком и т. д., и т. д.»[69].

Людвиг Андреас фон Фейербах (1804–1872) благодаря своей книге «Сущность христианства» (1841) был одним из популярнейших авторов середины XIX века. Несмотря на цензуру, его работу хорошо знали и в России, особенно после того, как в 1861 году в Лондоне А. И. Герцен инициировал ее перевод на русский язык.

Л. А. фон Фейербах. Гравюра. XIX в.

Фейербах – атеист. Задача его «Сущности христианства» – показать, как возникает религия, как возникает христианство. Философ убежден в чисто психической основе генезиса христианской религии. Человек создает Бога по подобию своей сущности, гипостазирует свою собственную сущность. Собственно, этому и посвящена «Сущность христианства» – в книге происходит «разоблачение» богословских тезисов христианской религии, объясняется, какие человеческие качества и способности лежат в основе религиозной догматики. «Бог человека таков, – пишет Фейербах, – каковы его мысли и намерения. Ценность Бога не превышает ценности человека. Сознание Бога есть самосознание человека, познание Бога – самопознание человека. О человеке можно судить по Богу и о Боге – по человеку. Они тождественны, божество человека заключается в его духе и сердце, а дух, душа и сердце человека обнаруживаются в его Боге. Бог есть откровение внутренней сути человека, выражение его «я»; религия есть торжественное раскрытие тайных сокровищ человека, признание его сокровенных помыслов, открытое исповедание его тайн любви»[70]. «Человек – и в этом заключается тайна религии, – объективирует свою сущность и делает себя предметом этой объективированной сущности, превратившейся в субъект, и личность, он относится к себе как к объекту, но как к объекту другого объекта, другого существа»[71].

Человек есть живое противоречие: он не равен самому себе, он должен куда-то стремиться, ставить себе цели, преодолевать себя. Это и выражается в религии: «В религии человек раздваивается в самом себе: он противопоставляет себе Бога, как нечто противоположное ему. Бог есть не то, что человек, а человек не то, что Бог. Бог – бесконечное, человек – конечное существо; Бог совершенен, человек несовершенен; Бог вечен, человек смертен; Бог всемогущ, человек бессилен; Бог свят, человек греховен. Бог и человек составляют крайности. Бог понятие положительное, совокупность всех реальностей, человек – понятие отрицательное, совокупность всего ничтожного. Но человек воплощает в религии свою собственную сокровенную сущность. Следовательно, нужно доказать, что та противоположность, тот разлад между Богом и человеком, на котором основана религия, есть разлад человека с его собственной сущностью»[72].

«Разоблачения» Фейербаха идут довольно далеко. В частности, он показывает, как, по его мнению, возникла концепция христианской Троицы. «Бог, как противоположность человеку, как нечеловеческая, то есть не индивидуально человеческая сущность, является объективированной сущностью рассудка. Чистая, совершенная, безущербная Божественная сущность есть самосознание рассудка, сознание рассудком своего собственного совершенства. Рассудок не знает страданий сердца; ему чужды желания, страсти, потребности и, следовательно, недостатки и слабости, свойственные сердцу. Рассудочные люди, люди, воплощающие в себе и олицетворяющие собой