Но жжется оно знатно. Будто железо раскаленное. А Дедко – хоть бы что. Пальцем берет – не поморщится даже.

Дедко рисовал, молодой орал, но биться не мог. Пристращенные ведуном вои держали его крепко.

Старый князь глядел и слушал с неподдельным интересом.

Молодой умолк, когда Дедко дорисовал последний знак.

– Сомлел? – осведомился князь.

– Ушел, – строго сказал Дедко. И воям: – Всё. Отпускайте. Бездушные не трепыхаются. – И уже князю: – К Морене ушел. В Ирий отправлять я не умею, я тебя предупреждал.

– Да хоть куда! – махнул князь искривленной кистью. – Давай уже скорей меня – в него!

И распахнул рубаху, обнажая белую грудь, покрытую редким седым волосом.

– Ну это просто.

Дедко достал нож. Свой, ведуний. Но, к удивлению Мальца, не тот, что душу вытягивает, а тот, который – жизнь.

Дедко воткнул ножик князю в грудь. Рот у того открылся, глаза стали какие-то удивленные… Но сразу потускнели.

Вои глядели настороженно. Предупрежденные видно, убить князя они не помешали. Но руки держали на мечах.

Дедко наклонился к груди убитого, пошептал чуток и медленно вытянул нож.

Крови не было, хотя попал нож точно в сердце.

Вои удивились. Малец – нет. Дедко у живых кровь заговаривал. У мертвых – еще проще.

– Эй, ведун, а этот чего? – спросил любопытный вой, что спрашивал о прежних людях. – Когда он встанет?

– Экий ты быстрый, – проворчал Дедко. – Ты когда на ногу отсиженную встанешь, и то она не сразу вес примет. А тут – тело целое. Да еще и чужое. Три дня, не менее, пока встать сможет. А соображать начнет не раньше новолуния. Да и то вряд ли всё вспомнит. Помогать ему надо будет, подсказывать. Вы ж не дураки. Сами должны понимать.

– Да ясно всё, – пробасил один из воев. – Что ж не понять. Вот мне когда руку щитом сломали, я две седьмицы в лубках ходил, а потом наново меч держать учился.

– Вот и… – начал Дедко, но тут тело молодого содрогнулось, и гридни мгновенно вцепились в него, прижав к камню.

– Вы полегче, – недовольно проскрипел Дедко. – Это ж князь ваш. А еще лучше – отпустите его. Обряд не закончен. Новое тело душу держит слабо. Перейдет в кого из вас – тот станет двоедушцем. Я, понятно, лишнюю душу могу Морене отдать, да только какая окажется лишней, и сам не знаю.

Вои разом разжали руки и отодвинулись от камня подальше.

– Может, нам выйти, пока ты тут всё это… – предложил любопытный гридень. – Без нас справишься?

– Век без вас управлялся, уж и теперь как-нибудь, – проворчал Дедко, и вои быстренько убрались.

В пещерке остались Малец, Дедко, мертвый князь и живой непонятно кто. Малец разумел немного, видел и того меньше, однако в то, что Дедко перетащил душу старого князя в новое тело, он не верил. Неведомо как, но он точно знал: душа старого князя ушла. Совсем.

– Сюда подойди, – велел Дедко, кладя руку на затылок молодого. – Догадался, вижу. Молодец. Помоги-ка этого перевернуть…

Глаза у молодого были открыты. И пусты.

Но душа в теле была, Малец чуял.

– Это от муки, – угадал Дедко невысказанный Мальцом вопрос. – Когда мука сильней, чем человек вытерпеть может, суть его сама себе говорит: не мое это тело, и я – не я. Вот и с ним так же. А для чего надобно, сообразил?

Малец мотнул головой.

– А вот слушай, что я ему сейчас скажу… – Дедко наклонился пониже и проговорил повелительно, Силы подбавив: – Ты – князь изборский Мислав Сволота. Ты переродился в новое тело и будешь жить в нем еще сто лет. Я сделал это для тебя, и потому ты мне благодарен будешь, добр и щедр. А теперь… Спи! – Дедко провел ладонью по лицу молодого от лба вниз, закрывая тому глаза.

– Вот и всё, – сообщил он Мальцу. – Теперь того, – кивок в сторону мертвеца, – сжечь, а этого – княжить.

– А примут его? – усомнился Малец.

Пусть он не разбирался в делах княжьих, но знал: хоть кого на княжий стол не посадишь. У каждого князя есть бояре, дружина, люд уважаемый. Не захотят – не примут. И четверо гридней, что были здесь и, похоже, поверили, что Дедко пересадил княжью душу в новое тело, других в том не убедят. А убедят, так еще хуже. Не пойдут люди за тем, кому Морена новую жизнь подарила. Знают, какую цену хозяйка за помощь берет. Она ж Госпожа Смерти, а смерть забирает всё. Без остатка.

Дедко захихикал.

– Уже приняли, – сообщил он. – Это ж не кто-нибудь, – ведун похлопал спящего по животу, – а сын его урожденный. Пусть от девки теремной, но других не осталось. Вчера Мислав его признал и наследником своим назначил. И вся старшая гридь и бояре изборские в верности наследнику поклялись. Ох и хитрый был Мислав изборский. А уж кровь лить как любил… Госпоже такие любы.

– Сын его? – Малец удивился. – И это он – природного сына? К Госпоже? Не пожалел?

– Князья – они такие. Запомни, малой. Если сын для них, что мясо для волка, то мы с тобой кто? Всё. Зови дружинных. Скажи: кончено. Теперь нам только плату получить и – домой.

Малец кивнул, сделал шаг… Но не выдержал, обернулся и всё же спросил:

– Дедко, а ты бы мог? На самом деле, а не притворно?

– Душу перенести? – Дедко покрутил головой туда-сюда, хрустнул шеей: – Мог бы, да. Но зачем? Иди уже, рассвет скоро.

И Малец отправился за воями.

Но подумал при этом вот что: не только у князей такая повадка волчья. Ведь его, Мальца, отец родной тоже, считай, Морене отдал. И даже не за жизнь, а за жалкую горстку серебряков, на которые даже пару овец не купишь.

Вот она, порода людская. Скорей бы уж ведуном стать и от рода людского отойти. Навеки.

Малец сравнялся ростом с Дедкой, когда встретил четырнадцатую осень. Вытянулся за лето. Нескладный, длиннорукий, тощий, хоть лопал, считай, за двоих.

Рост ростом, а старый ведун по-прежнему кликал его малым и держал за несмышленыша.

Малец не спорил. Ростом они сравнялись, но не ведовством и не силой.

Малец Дедку даже полюбил. Страха в его жизни не стало меньше, но как-то пообвыклось. Да и сам страх стал другой. Голову не дурил, сил не отнимал, а напротив, делал мысль быстрее, а кровь – горячее.

Дедко жил господином. Никому не кланялся, кроме княжьего наместника, но даже ему даров не носил, а если помогал, то за плату. Ни богов Дедко не боялся, ни кормителей божьих. А когда пришедшие за помощью поминали Рода, Перуна или еще кого, только фыркал.

– Дурачье, – говорил он потом ученику. – Деревяшке губы кровью намазали и чают: деревяшка их убережет.

Малец знал, что Дедко сам – окормляет. Морену. Но не так, как иные божьи жрецы. Знал, что у Дедки с Мореной ряд. И даже догадывался, какой, ведь рядиться с Хозяйкой Нави об одном только можно.