Я выхожу из кафе, иду домой, еле переставляя ноги. Как правы были женщины. Они выразили абсолютно точно то, что я чувствую. Никогда. Никогда не смогу существовать отдельно от тебя, Эйнав, мы навсегда две составляющие одного целого, моя девочка, мы соединены между собой на веки вечные.

Элла шла по аллее не спеша, будто прогуливаясь, наперекор назойливому голосу, который нашептывал ей, что, если она продолжит в том же темпе, то непременно опоздает и что куда лучше прийти первой, чем оказаться мишенью для одновременно нацеленных на тебя восьми пар глаз. Уже в который раз она думала о том, что, может, ей вообще незачем туда идти; что надо было, как она это делала не раз, не противоречить себе и остаться дома; но тут же вспоминала взгляд Маргалит, с которой ей очень хотелось встретиться вновь, и Рут, Анну, и Орну, и, конечно, Клодин. Мики – нет, она ее вроде как боится. А Тову? Она еще точно не решила. И с Нири ей тоже хочется встретиться. Удивительно, несмотря на то, что по возрасту Нири ближе к Эйнав, Элла не всегда могла определить, кто из них старше: иногда ей казалось, что Нири – мать, а она, Элла, чувствует себя рядом с ней как дочь. От этих мыслей ей стало как-то веселее. А иногда – совсем наоборот: она – дочь, а я волнуюсь за нее, пытаюсь угадать, что она чувствует; мне важно, чтобы она была довольна, чтобы все у нее было хорошо.

Элла подошла к зданию, опять поднялась по лестнице и вошла в уже знакомую комнату. «Ну вот, успела как раз вовремя, – подумала она, – все уже в сборе, но встреча еще не началась».

Нири уже сидит, и матери потихоньку рассаживаются по местам. Элла садится там же, где сидела в прошлый раз: между Клодин и Орной. Рут, одетая опять во все белое, и Анна в сером спортивном костюме и кроссовках, оживленно беседуя, продвигаются к своим стульям. Сев, Рут обращается к Нири:

– Я как раз рассказала Анне, что вчера наш приятель сказал моему мужу: «А ведь ты спишь с бабушкой», на что Ицик, мой муж, ему ответил: «Нет, я сплю со студенткой»…

Рут заливается довольным смехом, вызывая улыбки у окружающих.

Мики выключает свой серебристый телефон, небрежно кидает его в сумку и спрашивает:

– Что именно вы изучаете?

– Альтернативные методы психотерапии, – отвечает Рут, машинально потирая большой зеленый камень на кольце, – и делаю это с огромным удовольствием. Во-первых, то, что я приезжаю раз в неделю из Иерусалима в Тель-Авив. Я уж заодно использую этот день, чтобы погулять по городу, обязательно встретиться с подругами, ну а теперь еще и наша группа. Кроме того, я самая старшая в классе, все там в возрасте моих детей. Я возвращаюсь на тридцать лет назад, разве это не кайф?! Если вы меня спросите, что меня больше радует – то, что я студентка, или то, что я бабушка – честное слово, я не знаю, что вам ответить. И к тому и к другому мне тяжело привыкнуть. Хотя учеба для меня – дело более знакомое: начав однажды, я уже больше не прекращала; все время были какие-то курсы, семинары. Но вот бабушка? Я?

Рут, улыбаясь, качает головой и разводит руками.

– Вы прямо читаете мои мысли! – присоединяется к ней Това, выпрямляясь на стуле и приглаживая за ухом непослушную прядку волос. – Я абсолютно не вижу себя бабушкой, это не укладывается у меня в голове. У меня такое чувство, будто я сама только недавно родила!

– Это действительно непостижимо, – энергично кивая головой, соглашается с ней Рут. – Прошло уже три месяца, как родился Гайчик, а мне все еще странно, что я – бабушка. Мне не совсем понятно, как это объяснить; ведь вот я сделала мою маму бабушкой, когда ей было сорок три, а мне уже пятьдесят семь, вроде вполне нормальный возраст, не так ли? И все равно мне тяжело с этим свыкнуться. Может, потому, что я полна сил и планов и у меня масса дел…

Она замолкает и переводит взгляд на Клодин.

– Как у вас дела? Как вы себя чувствуете?

– Я, слава богу, в полном порядке, – отвечает ей Клодин, широко улыбаясь, – успокоилась. Не знаю, что это напало на меня в прошлый раз, как будто навалилось все разом. Это бывает.

Наступает короткая пауза, во время которой женщины, словно заново здороваясь, обмениваются взглядами и улыбками.

Элла поднимает глаза на Маргалит, и та замечает, обращаясь ко всей группе:

– Как мы сегодня быстро начали.

– Да, – отвечает Нири, – вам даже не понадобилась моя помощь, чтобы начать встречу. Ваше состояние сегодня напоминает мне реку перед половодьем: если не открыть вовремя шлюзы, она выйдет из берегов и затопит всю округу. У меня такое впечатление, что вы уже определили и тему, которой мы коснемся сегодня, – это ваше отношение к новой графе, появившейся в вашем титульном списке.

В комнате вновь воцарилась тишина – никто не спешит быть первой – но на этот раз она не давит. Волнение, которое испытывала Элла в течение всего дня, думая о группе, исчезло без следа; она абсолютно спокойна.

– Интересно, – вступает Маргалит, – как раз на этой неделе я думала о том же, о чем только что рассказала Рут. Несколько месяцев тому назад у меня на работе я записалась на короткий семинар под названием «Этапы в нашей жизни»; записалась и – забыла. Он состоялся на этой неделе; если бы моя подруга мне не напомнила, я бы его пропустила. Так что получается, что на этой неделе я участвую в двух похожих группах. Маргалит привычным жестом поправляет шляпку.

– Ведущая группы попросила каждого участника рассказать об одном событии, которое резко изменило его жизнь. И я не могла выбрать между тем днем, когда я осиротела, и «днем рождения бабушки» – как я называю мое последнее превращение – двумя событиями, казалось бы, несравнимыми. В обоих, на мой взгляд, есть парадокс. С одной стороны, эти перемены очень резкие и происходят мгновенно, с другой – они тянутся долгое время. Моя мама внезапно скончалась два года назад, а моему внуку чуть больше месяца, но в обоих случаях я все еще в процессе привыкания, перехода из одного состояния в другое. Поэтому я не могу сказать, которое из них потрясло меня больше; ни с одним из них я еще окончательно не свыклась.

– Я тоже это пережила, – еле слышно произносит Элла, слегка откашлявшись.

– Я потеряла родителей уже давно. Моя мама умерла, когда мне было тринадцать, а папа – двадцать четыре. И вот сейчас – я вдруг бабушка. Мне потребовалось много времени, чтобы свыкнуться с тем, что я сирота, но к мысли, что я бабушка, я привыкла чик-чак.

Элла замолкает на миг, прежде чем продолжает с полуулыбкой:

– Иногда я подхожу к зеркалу и сама к себе обращаюсь: «Баба, бабуля…»

В комнате раздается смех; Элла продолжает улыбаться, машинально перебирая бахрому все той же зеленоватой шали.

Това ободряюще смотрит на нее, понимая, как тяжело она переносит всеобщее внимание.

– Мои родители еще по-прежнему со мной, – говорит она, обращаясь к Элле. – Правда, папа уже нуждается в постоянном уходе, но мама еще полна сил. Она необыкновенная женщина, моя мама… Всю свою жизнь, еще совсем маленькой, я думала о том дне, когда их не станет. Я готовлю себя к этому уже долгие годы, то есть думаю об этом, боюсь этого. И с годами это происходит со всеми вокруг меня, но не со мной…