Металл неприятно жёг руки, но Тиллард перетерпел, чтобы она могла увидеть. Риана вскрикнула и сжала его ладони, заставляя выронить кольцо и амулет.

– Они обжигают твою кожу, – выдохнула девушка. – Почему? Что с тобой не так? – В её глазах отразилась тень. – Что не так со мной?

Тиллард улыбнулся.

– Разве не так? Разве не легче тебе дышать теперь, моя королева? Разве не чувствуешь, как возвращается твоя Сила?

Риана удивлённо распрямилась, прислушиваясь к себе. Её кожа в лунном свете казалась по-прежнему бледной, но менестрель уже видел, как тонкими струйками Сила постепенно возвращается в запечатанное прежде тело. Девушка опустилась на траву, коснулась земли ладонями и судорожно вздохнула. А потом она рассмеялась не в силах поверить. От её смеха на сердце стало легче, хотя тревога за неё и за то, как она примет правду, не унялась.

Тиллард открыл мешочек на поясе и ссыпал в ладонь два предмета, заказанные у ювелира.

– Вместо них надень вот это. Я заказал их для тебя у моего хорошего друга. Они отлиты из меди и не причинят тебе вреда, а на первый взгляд почти неотличимы от… звёздного железа.

Риана изумлённо посмотрела на точную копию обручального кольца и защитного знака в его руке, потом на брошенные в траву опасные украшения. Нерешительно она приняла его необходимые подарки, надела и прислушалась к ощущениям. Тиллард тем временем аккуратно завернул артефакты Сотара в тряпицу и спрятал в мешочек, с тем чтобы вскоре избавиться от них.

– Это звёздное железо? – упавшим голосом спросила она. – Металл из легенд, который роняет небо?

– Да. Его немало в Кемране.

– И по легендам он удерживает магию… – Она запнулась, и в её глазах отразился испуг.

– …магию Фэйри, – тихо закончил Тиллард.

Как можно было помочь той, кто почти совсем не знал саму себя, пожелать? И как при этом было не заставить отшатнуться?

Лицо Рианы вдруг стало очень спокойным.

– Так вот почему мне перестали сниться сны… Ты боишься меня? – спросила она.

От этого вопроса он едва не рассмеялся.

– Конечно же, нет, моя королева.

Казалось, это удивило её. Некоторое время она просто смотрела на него, словно оценивая, может ли доверять ему до конца. А потом она рассказала:

– Всю мою жизнь окружающие боялись чего-то загадочного, что составляло мою сущность. Даже в волшебных землях Валлы мне никогда не давали забыть, что чем-то я отличаюсь от всех остальных. Странно было понимать это, ведь моя Сила никогда не могла сравниться с Силой моих братьев и сестёр, и моего отца… и уж тем более моей матери, с которой меня всегда сравнивали. Отец никогда так и не простил мне её смерти. Никто не простил. Её очень любили в Валле… Говорили, она очень любила меня и влила в меня столько своей Силы, вложив в свои чары всю себя, что в итоге угасла и ушла к предкам раньше своего срока. Ну а я росла, только её Сила никогда так и не расцвела во мне. Она бы смогла узнать, что за беда приключилась в Кемране… а я не могу…

Риана всё говорила что-то о жизни в Валле и о своей матери, которую знала больше по рассказам, чем по воспоминаниям. Тиллард слушал её слова, но слышал и горечь, и одиночество, и безмолвный крик скованного волшебства.

«Влила в меня столько своей Силы… Вложила всю себя в свои чары…»

Эти слова звенели в нём, блестели в общей паутине истории радужными капельками росы. Он получил ответ, который искал, и знал, кто мог дать остальные. Потом Риана рассказала о своих снах-путешествиях – робко, боясь разрушить его понимание, казавшееся ей таким хрупким, – и посмотрела на него. В её глазах была горечь и ожидание отторжения.

– Ты можешь сделать больше для Кемрана, чем полагаешь, моя королева, – тихо проговорил менестрель, деликатно беря её за руку. – И во мне ты никогда не увидишь страха. Я знаю о тебе даже чуть больше, чем ты помнишь о себе сама.

Её губы дрогнули в улыбке благодарности.

– Но почему тогда другие меня боялись?

– Потому что ты несёшь в себе дыхание чужого и непонятного, моя леди. И даже будь ты из тех, кто танцует в звёздном свете и возжигает колдовские огни, а не из тех, кто скользит в крылатой ночи, тебя бы всё равно не смогли принять до конца.

Риана отшатнулась от него, но не вырвала руку.

– Я не… Я не могу быть…

– Ты не человек, моя королева, – очень мягко проговорил Тиллард. – Ты закована, спутана, живёшь здесь ради чего-то очень важного… но ты не человек. Даже чуждые магии закрытые люди всегда, так или иначе, чувствуют дыхание особого волшебства, приходящего из-за Вуали Матери. И даже восхищаясь им, его тяжело принять как часть своей привычной жизни.

– Но в Кемране меня приняли!

– Твоя Сила была запечатана артефактами, и её нездешнее дыхание не было таким ясным. Люди успели узнать тебя и полюбить.

– А теперь, без артефактов, они станут бояться?

– Нет, моя леди, ведь ты воплощаешь в себе тайную надежду, зыбкую мечту, которой они были лишены так долго, что почти успели забыть.

– Амулет был призван защитить меня, ведьму, от Блуждающих Теней. Но если всё так, как ты говоришь, то та твоя песня была для меня… обо мне, – прошептала Риана. – И если всё так… то пусть бы мне никогда не вспомнить! Я не хочу воплощать ничьи кошмары.

Тиллард сжал её руку и посмотрел в глаза, позволив иной части своей сущности отразиться во взгляде.

– Фэйри Двора Оживших Кошмаров – не единственные обитатели ночи и теней. Мать Мира прядёт нити ночи и ткёт тени. В ночи витают многоликие страхи, и на тёмных дорогах может сгинуть немало храбрецов. Но ведь это Её Светоч проливает лунное серебро, и Её мягкий сумрак исцеляет. Небесный Огонь Отца согревает землю и озаряет Мир, изгоняя мрак, и всякий ужас бежит перед лицом Его. Но Огонь Отца способен карать, ослеплять, сжигать без следа. Мать, ткущая тени, даёт жизнь, вливает её во всё сущее, а Отец, согревающий эту жизнь, помогающий ей расцвести в полной силе, забирает всё отжившее в Ночь Дикой Охоты. Как можно принять часть Мира и отринуть другую, если ни в одном его проявлении нет однозначности? Ты – скользящая в ночи на искристых крыльях, и оттенки сумрака милее твоему сердцу. Но это ещё не делает тебя владычицей кошмаров. И если мягкий сумрак твоего сердца всё это время желал исцелять – что должно измениться, когда ты вспомнишь? Ты можешь пройти тёмными тропами, недоступными прочим. Ты можешь помочь нам.

Риана жадно вслушивалась в каждое его слово, вглядывалась в его неуловимо изменившиеся черты. Он обращался к самой её сути, и, кажется, её сердце слышало даже сквозь сомнения разума.

– Но разве другие Фэйри похищают человеческих детей? – неуверенно проговорила она. – Я никогда не слышала ни песен, ни легенд о других Подменышах…