– А как же деньги на колледж? – спросил я.

– Ключевое слово – «колледж»! – Мама не собиралась уступать.

Мне очень, очень хотелось в этот миг выбежать на улицу и заорать: «ДА ПОЧЕМУ ВСЕ в ЭТОМ МИРЕ ПРОТИВ МЕНЯ?! Я ПРОСТО ХОЧУ ПОСТУПИТЬ в УНИВЕР, а НЕ НА ГРЕБАНУЮ ЛУНУ СМОТАТЬСЯ!». Но я остался сидеть на месте.

Наверное, упрямство мне досталось от мамы. С такими людьми, как мы, можно общаться только одним способом: игрой «ты мне, я тебе». Нужны переговоры.

– Ладно, – сказал я, чувствуя, как внутри все сжимается от того, что я собирался ей предложить. – Если я начну принимать антидепрессанты, ты дашь мне денег на журнал?

Она посмотрела на меня, молча обдумывая предложение.

– По рукам, – сказала она. – А теперь передай мне соль.

Кто-нибудь когда-нибудь заключал с мамой сделку, соглашаясь принимать лекарства в обмен на наличку? Со мной такое впервые. Впрочем, будьте уверены, если эта сестра Рэтчед думает, что я в самом деле стану принимать таблеточки счастья, то сильно ошибается.

Вскоре после этого я ушел к себе. Уж извините, как-то расхотелось есть после открытия, что женщина, которая приготовила ужин, в детстве подсыпала мне лекарства.

Боже правый! Ну почему у меня не жизнь, а книга Роберта Ладлэма?

Ладно, давайте оценим мои успехи с литературным журналом. Разрешение от директора? Галочка! Финансирование? Галочка! Участие сверстников? Господи Иисусе, ну и как мне их заставить?

Сегодня состоялось мудсобрание. Вообще оно зовется студсобранием, но моя версия куда живописнее описывает все, что там происходит. Люди начинают вести себя как бабуины, даже уборщики, а ведь у половины из них ревматизм.

Как и всегда, собрание проходило в актовом зале. Мне, если честно, довольно сложно проникнуться духом школы в помещении, где по понедельникам проходят собрания клуба анонимных алкоголиков, а по выходным – сеансы пилатеса.

Ученический совет всегда восседает на сцене, как знать перед крепостными. Меня среди них найти нетрудно. Просто ищите парня, который пялится в потолок глазами размером с теннисные мячики и вообще не шевелится, – вот это я.

Первым к прыгающей пубертатной толпе обратился тренер Колин Уокер.

– Оглядывая эту комнату, я вспоминаю времена, когда был капитаном футбольной команды школы Кловер, – сказал Колин. – Именно тогда наша школа стала чемпионом округа!

Зал обезумел. Я же был занят – смотрел на странное пятно на потолке. Интересно, это кондиционер протек или крыса написала?

– И теперь я с гордостью могу сказать, что сохранил этот титул школы как тренер! – сказал Колин, и в ответ раздались аплодисменты.

Одна студентка разрыдалась и закричала: «Я люблю вас, тренер Колин!».

Большое дело, тоже мне. В нашем округе всего три школы, и одна из них – для юных беженцев.

– Давайте на завтрашнем матче покажем, чего стоит Кловер! – Колин вскинул кулак. Не знал, что он состоит в партии «Черных пантер». – Устроим школе Линкольна собственного Джона Уилкса Бута!

Зал взревел так, что я удивился, как они только не снесли описанный крысой потолок. Тренер Колин соскочил со сцены, пробежался вдоль толпы, давая «пять» всем подряд, и вышел из помещения.

Никого не хочу обидеть, но при виде тренера Колина на сцене перед школой мне почему-то вспомнились те старые записи с исторического канала, на которых Гитлер толкал воодушевляющие речи нацистам.

Оба – промыватели мозгов, оба науськивают своих на соседа, и обоих я всей душой ненавижу.

К слову об этом – следующей вышла Реми. Чтобы она могла дотянуться до микрофона, под нее подложили три телефонных справочника.

– Привет, ребята! – пискнула Реми, и ей даже ответили довольно щедрыми аплодисментами. Может, и мне чего перепадет. – У меня есть новости хорошие и не очень. С ежегодником школы Кловер на этот раз возникли проблемы.

Я уселся в кресле поудобнее. Вы же знаете, я живу ради таких вот моментов.

– Он будет называться «Ежегодник школы Гловер», спасибо плохому почерку одной девочки из девятого класса, имени которой я называть не буду, но рифмуется оно с «Далли Дестерфилд». Спасибо, Далли! – сказала Реми и бросила злобный взгляд на Салли Честерфилд, которая затряслась в первом ряду.

Когда я в последний раз видел Салли, она весила под девяносто кило, но замершая в ужасе девчонка, которую я видел сейчас, тянула максимум на сорок. Тяжелая выдалась у нее неделька.

– А хорошая новость в том, что я смогла сбить десять долларов с цены! – радостно объявила Реми. – Так что теперь ежегодник будет стоить шестьдесят долларов, а не семьдесят. Но деньги за предзаказ мы все равно не возвращаем.

Она закончила, и настал мой черед. У меня была всего одна попытка, чтобы вдохновить людей написать что-нибудь для моего журнала. Всего один шанс, чтобы обеспечить себе будущее…

– Привет, будущие фермеры и уголовники! – сказал я в микрофон. – Я Карсон Филлипс из газеты «Хроники школы Кловер», и пришел я к вам с замечательной новостью! В этом году впервые в своей истории наша школа выпустит собственный литературный журнал!

Я похлопал сам себе после объявления. Больше никто не стал.

– Я понимаю, что большинство из вас читать не умеют, не то что писать, – продолжил я. – Но если среди вас все же найдутся тайные писатели, прошу сдавать свои работы в ящик возле класса журналистики, и их опубликуют. Стихи, эссе, рассказы… списки любимых песен, в общем, что угодно!

Я почувствовал себя Джорджем Бушем на выступлении в Сан-Франциско. Было неловко. Очень.

– Спасибо, – сказал я безмолвной толпе. – Всех благ.

Итак, за сегодняшний день я усвоил несколько правил выступления на собрании. Первое: знай своих слушателей. Второе: если начинаешь с шутки, постарайся никого ею не обидеть. Третье: НИКОГДА НЕ ВЫСТУПАЙ НА СОБРАНИИ, ГОСПОДИ, ЧЕМ я ДУМАЛ ВООБЩЕ?!?!?

До самого конца уроков я был безутешен, пока не дошел до класса журналистики и не забрал ящик для работ. Он был тяжелый и набит битком! Может, я все-таки хоть кого-то вдохновил на том собрании?

Я принес ящик в класс. Мелери сидела там, помогала строить нашу платформу для встречи выпускников. Платформа будет шикарная, вот бы наконец увидеть ее готовой.

– Поскорее бы! – сказала Мелери. – Наша платформа будет идеальна.

– Ага, людям понравится! – сказал я и открыл ящик.

В комнате тут же чем-то завоняло. Целый рой мух вылетел наружу и закружил по комнате. Эти люди превратили мой ящик в мусорную корзину.

В нем лежали фантики от конфет, бумажные салфетки, жвачка, недоеденные гамбургеры и остатки чего-то, похожего на жертву подпольного аборта, но никаких работ не было.