Сильный рукой он схватил ее за плечо и, рванув, развернул к себе.

— Подожди!

— Не хочу!

— Ну постой!

— Зачем? Ты уже все сказал! — с горечью выкрикнула она.

— Дженни… — Он поднял другую руку, и пальцы мягко и тепло легли ей на плечи. — Дженни… — Он вздохнул, голос его звучал примирительно, почти нежно. — Пожалуйста, выслушай.

— С меня хватит, — бросила она, глядя в пол, чтобы не обнаружить перед ним свои чувства.

— Я хочу, чтобы ты поняла. У меня не такая жизнь, как у тебя. Люди моего круга… — он помедлил и, тяжело вздохнув, продолжил: —…воспринимают секс как временное удовольствие, призванное снимать напряжение, тоесть хороший способ расслабиться, не подвергая себя при этом эмоциональным перегрузкам. И я ошибся, приняв тебя за такую. Ты разве не поняла? Я же не смог, когда… — Он замолчал, не найдя нужных слов.

Дженни вскинула голову и вызывающе посмотрела на него.

— Я не люблю людей, которые пытаются все решить за меня. Я взрослая, мне двадцать три года, и я сама распоряжаюсь своей жизнью. Поэтому не жди благодарностей за свою благотворительность.

Он нахмурился, в глазах блеснуло сомнение.

— Дженни, скажи, это был твой сознательный выбор или ты просто поддалась минутной слабости?

Но все уже повернулось так, что откровенность невозможна, и виноват в этом он сам. То, что она принимала за бесспорное доказательство его искренности, превратилось в мираж, плод ее воображения, результат бесплодных желаний.

— Это уже не имеет значения, — коротко бросила она. — Теперь мне понятна моя ошибка. Сожалею, что ты обманулся в своих ожиданиях.

— Черт, что ты мелешь! — взревел он. Потом, явно пытаясь взять себя в руки, провел рукой по лицу. — Послушай, я не хотел тебя обидеть. Ничего подобного я не предполагал. Признаю, что повел себя несколько дико. Но… все так неожиданно изменилось… а я… черт возьми, я хотел тебя! — Он вздохнул и отвернулся. Беспокойные пальцы без конца ерошили волосы. — Ты, должно быть, считаешь меня последней свиньей, но… порядочность для меня все же не пустой звук. Я убежден, что нельзя пользоваться неопытностью девушки ради простого удовольствия. Это очень серьезно.

— Я тоже так думала. Тем хуже для меня, — усмехнувшись, произнесла она. И, прежде чем он успел ее задержать, выскочила из комнаты и помчалась по коридору.

Оказавшись одна в своей комнате, Дженни разразилась горькими рыданиями. Заперла дверь на замок и пожалела, что на ней нет еще и засова. Рухнула на кровать, зарылась лицом в подушку и дала волю своему горю, вместе с потоком слез вымывая всю тоску и отчаяние. Наконец ей стало легче, в душе осталась лишь болезненная пустота.

Вспомнив, что скоро надо идти на обед, она заставила себя встать с постели. С дрожью отвращения сняла праздничное платье, запахнулась в халат и пошла под душ. Вновь потекли слезы, смешиваясь с льющейся водой. Дженни словно бы смывала с тела память о прикосновениях Роберта.

Насухо вытираясь после душа, Дженни пришла к следующему выводу: лучшее, что можно предпринять в данной ситуации, — это молчать о случившемся. Она вернулась в комнату и надела белые слаксы и красиво вышитую блузку. Резинкой скрепила волосы на макушке и уложила их венцом. Все это несколько освежило ее, она почувствовала себя лучше, поэтому вполне владела собой, когда в дверь постучал Тони.

— Дженни, ты не спишь?

— Нет, входи, Тони. Я как раз собиралась спуститься вниз. Кажется, скоро должны подать обед, — сказала она и покраснела, увидев в руке у Тони гитару и колье с вишенками.

— Роб сказал, у тебя разболелась голова.

Она пожала плечами.

— Я долго стояла под душем, теперь уже лучше. Спасибо, что занес мои вещи. Как прошел день?

Он в усмешке скривил губы.

— Да так себе. Я не очень-то выношу пластилиновых людей.

— Пластилиновых?

— Да, у которых снаружи вроде бы все в порядке, но нет внутреннего стержня. В этом смысле люди из провинции лучше. Роб дал мне послушать твою запись. Здорово получилось, Дженни. Ему очень понравилось.

— Да? — сделав над собой усилие, спросила она.

— Разве он не говорил тебе?

Она попыталась ответить непринужденно:

— Мы мало говорили об этом. Правда, он сказал, что у меня оригинальный голос.

Тони нахмурился.

— У тебя нет настроения?

Дженни через силу улыбнулась.

— С чего ты взял? Мне нравится у вас. Давай спустимся к остальным. И вообще, я бы не прочь сейчас выпить.

— Выпить! — Лицо его посветлело, и он добавил уже с обычной веселостью: — Лично мне надо выпить целое море, чтобы забыть компанию, в которой я столько страдал. Попробуем подбить отца открыть к обеду бутылку приличного вина. Рождество все-таки.

— Да, в любом случае сегодня надо веселиться, — согласилась Дженни.

Потому что завтра меня может уже и на свете не быть, грустно добавила она про себя.

С большим облегчением Дженни заняла свое место за овальным обеденным столом. Справа сидел Тони, слева — Эдвард Найт. Питер был прямо напротив нее, а рядом с ним Миранда. Роберт Найт сел между матерью и Мирандой и оказался почти на другом конце стола. Таким образом, необходимость поддерживать с ним разговор отпала. А перед обедом, за бокалом вина в гостиной, она как приклеенная не отходила от Тони. По-прежнему следуя версии о головной боли, Роберт мимоходом спросил ее о самочувствии. Дженни была не в состоянии говорить с ним, поэтому просто кивнула. Он отошел, и больше она старалась не обращать на него внимания.

За столом некоторое время все слушали Миранду, которая с увлечением рассказывала об их с Тони походе в гости. Она восхищенно описывала людей, их поведение, а Тони комментировал ее слова, вставляя смешные реплики, чем немало сердил сестру. Эдвард Найт с явным удовольствием наблюдал за их шутливым поединком. Время от времени он весело поглядывал на Дженни, и они смеялись над особенно остроумными замечаниями Тони.

— А ты, Питер? — спросил он, когда Миранда замолчала. — Чем ты занимался?

— Я читал книгу, которую подарил мне Тони. И знаешь, что я подумал, пап? Наполеон был дурак, что связывался с женщинами. И вообще, история показывает, что спутницы всех великих людей, как правило, предавали их.

— Власть портит людей. Это величайший соблазн. Но я мог бы добавить, что и великие не баловали своих женщин добрым отношением. — Он бросил ласковый взгляд на жену и продолжил: — И позволь мне заметить, Питер, хорошая женщина рядом — это все. Смею сказать, что если бы по каким-то причинам я потерял вашу маму, то жил бы не настоящей жизнью, а жалким ее подобием.

Дженни с улыбкой посмотрела на Анабеллу Найт и наткнулась на взгляд Роберта. Она не поддалась первому побуждению и не отвела глаза, упрямо твердя про себя, что ей нечего стыдиться. Она считала, что избавилась от тех безумных чувств, которые испытывала к нему. Но оказалось, что, несмотря на его жестокий отказ, который несколько ослабил эти чувства, Роберт по-прежнему владеет ее сердцем.