Но Путин, разумеется, не собирался прикрываться фиговым листком, соглашаясь отказаться от договора по ПРО совместно с Соединенным Штатами. Максимум, о чем удалось договориться, так это о том, что Буш не станет смущать Путина заявлением о выходе из договора во время его пребывания в США.

В декабре государственный секретарь Пауэлл прилетел в Москву «хоронить договор». Он сказал Путину, что президент Буш в трехдневный срок публично объявит, что США в одностороннем порядке выходят из договора. Реакция Путина показалась ему любопытной. «Путин окинул меня своим стальным взглядом и начал выражать недовольство: “Это кошмар, вы выбиваете почву из-под стратегической стабильности, мы будем критиковать вас за это”. Я сказал: “Полностью сознаю это, господин президент”. После этого он расплылся в улыбке, подался ко мне и произнес: “Хорошо. Значит, об этом можно больше не говорить. Теперь вам с Игорем [Ивановым] придется заняться разработкой новой стратегической структуры”. Я ответил: “Да, сэр”»26.

В течение пяти месяцев был выработан новый договор об ограничении стратегических ядерных вооружений. Он оказался гораздо менее впечатляющим, чем его предшественники — договоры SALT (договор об ограничении ядерных вооружений, ОСВ) эпохи холодной войны и START (договор о сокращении стратегических вооружений, СНВ-2), подписанные Горбачевым и Ельциным с Джорджем Бушем-старшим. Уместившийся на нескольких листках формата А4, он был весьма скромным и, хотя предусматривал сокращение ядерных арсеналов с обеих сторон, не содержал никаких условий обеспечения контроля и даже каких-либо обязательств по окончательному уничтожению арсеналов. Бушу и Путину он был нужен как символ. Два лидера вели себя как на пожаре, и им нужен был некий договор, который бы это только подтверждал.

После церемонии подписания Путин с супругой показали Джорджу и Лауре Буш окрестности Кремля, потом поехали с ними к себе на дачу, где половили рыбу в пруду. Путин возвращал долг за Кроуфорд. На другой день все улетели в родной город Путина, Санкт-Петербург, где посетили огромный городской военный мемориал, Эрмитаж и Санкт-Петербургский университет. Путин успел, кроме того, заглянуть на соревнования по дзюдо. Вечером обе президентские четы в сопровождении министров и советников отправились на балет «Щелкунчик» в знаменитый Мариинский театр.

Здесь произошло нечто любопытное. Между Кондолизой Райс и Сергеем Ивановым сложились тесные дружеские отношения. Они оба оказались балетоманами, и ни одному из них не хотелось сидеть три часа на прекрасно знакомом обоим «Щелкунчике». Когда погас свет, Иванов наклонился к Райс и спросил:

— Конди, ты действительно хочешь смотреть «Щелкунчик»?

— Что ты имеешь в виду?

— Предлагаю альтернативу. Что-нибудь слышала про балет Эйфмана?

Райс кое-что о нем слышала. Борис Эйфман, хореограф-авангардист, более соответствовал ее вкусам.

— Поехали, — сказала она.

Иванов и Райс выскользнули из Мариинки и отправились в студию Эйфмана. Они сидели бок о бок в репетиционном зале, ошеломленные, единственные зрители захватывающего действия (не считая несколько раздраженного секретаря Совета безопасности Владимира Рушайло, который был послан в качестве chaperone[4]).

— Я видел, что ей это понравилось, — вспоминал Иванов позже. — Такого рода вещи нельзя сымитировать27.

Они вернулись в Мариинский театр как раз перед тем, как в зале зажгли свет, и успели присоединиться к официальным делегациям, которые еще ждала ночная прогулка по петербургским каналам.

— Личные отношения имеют значение, — признавалась Райс в интервью. — Я пришла к убеждению, что Сергей Иванов — человек, который верен своему слову, и, надеюсь, он так же думает обо мне28.

Это поистине казалось рассветом новой эпохи. Кто бы мог представить, что все это вскоре начнет разваливаться?

На Запад произвела впечатление не только внешняя политика Путина. Дома он запустил множество экономических реформ, которые вызвали восторженное одобрение за рубежом. Складывалось впечатление, что они нацелены на стимулирование экономики, внедрение свободного рынка и отправку последних следов коммунизма в мусорную корзину.

Будучи еще премьер-министром, Путин набрал новую команду из ориентированных на Запад реформаторов. Некоторые из них, например Герман Греф и Алексей Кудрин, были знакомы ему по Санкт-Петербургу. Экономист Андрей Илларионов — отъявленный либерал. Аркадий Дворкович, российский вундеркинд, только что завершил образование в университете Дьюка. Сам Путин был новичком в экономике, готовым слушать и учиться, при этом убежденным в необходимости перемен. В одном интервью А. Кудрин охарактеризовал его как «человека нового поколения, который понял требования времени»1.

Российская экономика стала трансформироваться еще при Ельцине. При нем были запущены массовая приватизация, либерализация цен. Но существенного экономического роста не произошло, инфляция оставалась высокой, частный сектор работал неэффективно. И что самое главное, индустриальная база страны оставалась почти полностью сфокусирована на добыче и продаже сырья — нефти, газа, алюминия, леса. Современной промышленности в стране почти не существовало.

В конце 1999 г. Путин назначил Грефа, 35-летнего юриста, переквалифицировавшегося в бизнесмены, руководителем нового Центра стратегических исследований, который стал двигателем реформ. Греф, энергичный мужчина с острой бородкой à la Троцкий, не был экономистом, но мало кто сомневался, что он лучше всех подходит для этой задачи. Заместитель министра финансов Кудрин характеризовал его как «яркого и смелого… Он был танком, мотором и убежденным сторонником реформ».

Центр Грефа стал своего рода «мозговым трестом». Позже он вспоминал в интервью: «Мы хотели достичь согласия в обществе. Мы хотели сформировать программу с максимальным участием интеллектуалов, ученых, исследователей, управленцев, экономистов. Мы хотели общественных консультаций, в частности, для того, чтобы никто не мог подумать, что она взялась из ниоткуда, чтобы каждый внес свой вклад в ее осуществление. Поэтому первой задачей было подключить как можно больше людей»2.

Не все идеи, которые хлынули потоком, соответствовали взглядам Грефа. Криво усмехаясь, он вспоминал один вклад. «Мы получали идеи самого разного толка, некоторые из них, честно сказать, весьма экзотичные. Один из институтов Академии наук предложил нам комплекс мер, которые, по существу, возвращали назад социализм. Помню, их идеей было создать национальный фонд заработной платы и стандартизировать все выплаты».

На протяжении следующих шести месяцев команда провела ряд брифингов и «мозговых штурмов», постепенно просеивая все предложения и вырабатывая план. Время от времени на встречах присутствовал Путин, в основном слушал и задавал вопросы. При этом часто интересовался, какое влияние эти реформы окажут на общественное благосостояние. У него также был свой экономический гуру, Андрей Илларионов, которого он использовал в качестве эксперта выдвигаемых идей и в некотором смысле как противовес команде Грефа.