Но в октябре сил у группы армий «Центр» было еще достаточно, чтобы продолжать наступление на Москву. Генерал-фельдмаршал фон Бок отдал приказ: овладеть Курском, подавить сопротивление окруженных в районе Трубчевска и Брянска войск Красной Армии и нанести удар по Туле. Задача у Гудериана остается прежней — занять Мценск и двигаться на север. Ему удается оттеснить бригаду Катукова к реке Зуша, где он намеревался покончить с ней раз и навсегда. Только удастся ли?

Неудачи на фронте, безусловно, сказались на настроении не только солдат Гудериана, но и офицерского состава. Боевой дух их был сломлен. Уже не так нагло они держались на допросах, когда попадали в плен. Некоторые пленные, воевавшие в Польше, Франции, Бельгии и Голландии, вспоминали боевые походы, когда, например, без особых проблем прорывали линию Мажино, форсировали реку Маас, затем победным маршем шли по улицам Парижа.

С упоением вспоминал прошлые победы в Европе и Гудериан. Что и говорить, было время! А тут у какой-то русской речки, которую и на карте не найдешь, пришлось остановиться. С большим трудом сюда удалось подтянуть свои дивизии. Проклятая русская зима!

Теперь, потеснив батальон Тульского оружейно-технического училища, танковые войска Гудериана двинулись по левому берегу Зуши к Мценску, до которого было немногим более четырех километров. За танками шла мотопехота.

Катуков со своего командного пункта, размещенного в поселке Подмонастырская Слобода, наблюдал, как немцы танковыми клиньями пробивали себе дорогу, явно стараясь окружить 4-ю танковую бригаду. Бой усиливался с каждой минутой. Начальник штаба Кульвинский, обеспокоенный складывающейся обстановкой (батальоны дрались в полуокружении), высказался за то, чтобы начать немедленный отвод войск. Комбриг, глядя в бинокль на мост через Зушу, спокойно произнес, что он не видит в этом пока такой необходимости, приказа об отходе нет, значит, драться надо до последней возможности.

Сдерживать немцев с каждым часом становилось все труднее и труднее. Танки Гудериана прорвались к окраинам Мценска, создавалась угроза тылу бригады. Катуков вызвал начальника связи Г. Е. Подосенова и приказал связать его с командиром корпуса. Когда связь была установлена, он доложил Лелюшенко о критическом положении бригады. Лелюшенко внимательно выслушал комбрига, сказал, что критическое положение сейчас не только под Мценском, но и на других участках фронта, и просил, а не приказывал, продержаться до темноты. Приказ об отходе бригада получит позже.

Слово «продержаться» всегда понятно каждому фронтовику. Это означало: дела на фронте складываются куда как плохо. Не лучше дела обстояли и в 4-й танковой бригаде. Подкреплений никаких, в строю половина боевых машин, боеприпасы на исходе, а немцы продолжают напирать. Что можно предпринять, чтобы сдержать противника? Катуков признавался: «Противник усиливал нажим с фронта. Перед передним краем обороны появлялись все новые и новые танки. Командиры частей и подразделений докладывали, что держатся из последних сил. Все просят подкрепления. Я сам знаю, что им трудно. За семь дней непрерывных боев части сильно поредели, а оставшиеся в живых выбились из сил. Но пока могу отдать только один приказ: „Ни шагу назад!“»[23]

Выбить танки Гудериана с окраин Мценска Катуков уже был не в силах, хотя еще пытался сделать это отдельными группами. Полтора-два десятка машин уже ничего не решали. Только что донесли: погиб политрук Иван Лакомов. Он находился в одной из танковых групп, подавлявших артиллерийские батареи врага, его танк сгорел вместе с экипажем.

К вечеру противник подтянул свежие силы и занял южные кварталы Мценска. Капитан Дынер едва успел эвакуировать танки и автомобили, находящиеся в ремонте. Вопрос об отводе бригады в штабе уже не обсуждался, было и так ясно, что надо уходить. Автомобильный мост через Зушу немцы успели занять раньше, чем сюда подошла 4-я танковая бригада. В штабе обсуждались разные варианты переправы: наведение моста и поиски брода. Река Зуша в районе Мценска не так широка, но в осеннее время после дождей становится полноводной и стремительной. Ее крутые и обрывистые берега будут немалым препятствием.

В нескольких километрах от города разведчики обнаружили брод, но там тоже хозяйничали гитлеровцы. Оставалось одно — прорываться через узкий железнодорожный мост. Колесный транспорт и люди пройдут по нему свободно, а вот как быть с танками?

Тянуть время и ждать приказа на отвод частей Катуков уже не мог. Он передал по радио донесение комкору: «Занимаю прежнее положение, веду бой в окружении. Выручайте»[24].

Надежда переправиться по железнодорожному мосту окрепла после того, как с правого берега вернулся политрук Завалишин. На своей «тридцатьчетверке» он благополучно прошел по шпалам почти до конца моста, беда случилась неожиданно — свалилась гусеница, и он вынужден был возвращаться обратно пешком.

Сразу же после беседы с политруком Катуков отдал приказ саперам сделать на мосту настил из досок, бревен и другого подручного материала, чтобы по нему прошел колесный транспорт. Работа закипела, но приколачивать доски пришлось в сплошной темноте — наступила ночь. При свете автомобильных фар настил был сделан, хотя качество его оказалось скверным.

Прикрываясь арьергардами, к переправе стягивались вышедшие из боя батальоны и роты, шли обозы, походные кухни, машины с ранеными. Вначале решено было пропустить колесный транспорт и артиллерию, затем мотострелковые подразделения. Отход прикрывали танкисты.

Немцы увидели, что прижатые к Зуше советские войска, ускользают на глазах. Они пришли в ярость, начали обстрел моста полевой артиллерией. Снаряды стали разрываться как на левом, так и на правом берегу реки, автоматчики при поддержке танков атаковали непрерывно. Над мостом повисли сброшенные на парашютах самолетом-разведчиком осветительные ракеты.

Переправа шла уже несколько часов. Теперь никто не обращал внимания на погоду, хотя вовсю хлестал холодный дождь. Все стремились как можно быстрее попасть на противоположный берег. Настил на мосту, сделанный на скорую руку, не выдерживал такой нагрузки, доски, прикрепленные к шпалам, то и дело разъезжались, грузовики застревали, образуя настоящие пробки. Люди бросались на помощь водителям, почти на руках выносили машины — только бы не останавливаться, иначе гибель.

У моста появился военком разведроты Борис Юнаков, разыскивая комбрига. Катукова он нашел среди водителей грузовиков, подбежав к нему, доложил, что немецкие танки с пушками на прицепе приближаются к реке, вот-вот откроют огонь прямой наводкой. Стоявший у моста танк сержанта Капотова тут же получает приказ бить по станционным постройкам. Обстановка на переправе была напряжена до предела, но комбриг, предельно собранный, спокойно отдавал приказ за приказом. Как только Капотов открыл огонь, тут же отдал распоряжение начальнику химслужбы капитану Ивану Морозову — ставить дымовую завесу, чтобы помешать немецким артиллеристам вести прицельный огонь по мосту. В реку упало несколько снарядов. Разрывы подняли фонтаны воды на высоту до десяти метров, но опоры выдержали. Переправа продолжалась. Почти вся техника была уже на правом берегу Зуши, успешно прошел полк пограничников Пияшева, проследовали мотострелки Кочеткова, на мост вступали арьергардные группы, прикрывавшие отход бригады. Последних торопил комиссар Бойко: