Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У пятой или шестой девушки, к которой он обратился, было милое, невинное личико, и она выслушала все, что он говорил. Те, к которым он подходил раньше, были вполне вежливы, одна даже немного с ним пококетничала. Но все они ушли. Ну это не проблема. Ему нравились сообразительные люди, а эти девушки были осторожны в выборе случайных знакомых. Есть на этот счет старая поговорка: «Не хватай что попало, можно обжечься».
— Понимаете, это не совсем даже вопросы, — продолжал он забалтывать девушку. — Другими словами, если я предложу вам что-то и это будет вам не по вкусу, я просто заткнусь и пойду дальше. Подходит? Ну вроде как красный свет — зеленый свет.
— Странная какая-то игра, — сказала темноволосая девушка. У нее было и впрямь прелестное лицо и красивое тело, насколько он мог судить. Голос, правда, невыразительный, монотонный, но никто ведь не идеален. Кроме, может, его самого.
— Но это же совершенно невинная игра, — продолжал он. — Кстати, мне нравятся ваши сапожки.
— Спасибо. Мне тоже нравится слышать, что они вам нравятся. Они мне и самой нравятся.
— И у вас прелестная улыбка. Вы ведь знаете об этом, правда? Конечно, знаете!
— А вот с этим поосторожнее! Смотрите, не перегните палку!
Они оба рассмеялись. Первый лед сломан, решил Салливан. Игра пошла. Надо только не нарваться на красный свет.
— Так что, я продолжаю? — вкрадчиво произнес он. «Всегда спрашивай у них разрешение. — Этого правила он придерживался постоянно. — Всегда будь вежлив».
Она пожала плечами, чуть закатив карие глаза, и положила ногу на ногу.
— Наверное. Мы уже достаточно далеко зашли, не так ли?
— Тысяча долларов, — сказал Салливан. Именно в этот момент игра обычно была выиграна или проиграна.
Улыбка исчезла с лица девушки — но она не ушла. У Салливана забилось сердце. Итак, она уже готова. Теперь нужно только завершить сделку.
— Никаких фокусов, обещаю, — быстро сказал Салливан, вкладывая в эти слова все свое обаяние, но стараясь не переборщить.
Она нахмурилась:
— Ха! Он обещает!
— Всего на часок, — уговаривал Салливан. Тут весь фокус в том, каким тоном это сказать. Совершенно обычным, словно ничего тут особенного и нет, ничего угрожающего. Просто один час. Просто тысяча долларов. Почему бы и нет? И что за беда?
— Красный свет, — бросила она и ушла, надувшись и ни разу не оглянувшись. Понятно. Обиделась и разозлилась.
Салливан был в бешенстве, сердце колотилось. Ему хотелось схватить ее и удавить прямо посреди пассажа. В отбивную превратить. Но ему слишком нравилась эта игра, которую он сам придумал. Красный свет — зеленый свет.
Спустя полчаса он уже пытал счастья возле магазина «Викториас сикрет», рядом с домом «Тайсонз». Он уже почти договорился о встрече «на часок» с волшебной блондинкой из отдела «Джерси герл», где торговали разными маечками. Но опять не повезло. А ему нужна была победа, нужен был прилив адреналина.
У следующей девицы, к которой он подошел, были потрясающие, сверкающие на солнце рыжие волосы. Сложена великолепно. Длинные ноги, маленькие округлые груди, ритмично колыхавшиеся, когда она разговаривала. Эта рыжая никуда от него не ушла.
— Вы полностью контролируете ситуацию, все время. Сами выбираете — в гостинице или у вас. Все, что пожелаете, все, что вам кажется правильным. Вы все решаете сами.
Она с минуту смотрела на него молча, и он понимал, что она пытается его оценить — они всегда в этот момент смотрят тебе прямо в глаза. Он уже понял, что эта полностью доверяет своим инстинктам. Плюс — хотелось заполучить эту тысячу долларов. А может быть, ей очень нужны были деньги. И конечно же, она была хорошенькая и смышленая.
В конце концов Рыжая заговорила — спокойно и тихо, ведь никто не должен был их услышать.
— Деньги у вас с собой? — спросила она.
Он показал ей пачку сотенных купюр.
— И там все сотенные?
Он показал пачку.
— Вы не против, если я спрошу, как вас звать?
— Шерри.
— Это ваше настоящее имя?
— Какая разница? Джефф? Пошли. Время уходит — твой «часок» уже начался.
И они пошли.
После того как «часок» с Шерри истек, Майкл Салливан денег ей не дал. Ни гроша. Он просто показал Шерри свою коллекцию фотографий. И скальпель.
Красный свет — зеленый свет.
Забавная игра!
Через два дня Нана вернулась. Спасибо доброму Боженьке и всем ангелам, они, видимо, за нами наблюдали. Все, особенно я, получили урок и осознали, как сильно мы любим Нану и как она нам нужна, как много она каждый день для нас делала, как она незаменима и какие жертвы она приносит.
Нет, Нана не позволяла нам забыть о ее самопожертвовании, просто она гораздо лучше, чем сама о себе думает.
Когда она вплыла утром к нам на кухню, то тут же засекла, что Дженни доедает хлопья с шоколадным кремом, и немедленно выдала ей по полной программе в своем неповторимом стиле:
— Меня зовут Дженель Кросс. И я ем всякую дрянь!
Дженни подняла руки над головой в знак полной капитуляции, потом пошла к раковине и выкинула остатки в мусорное ведро. Посмотрела Нане прямо в глаза и спросила:
— Не знаешь, что произошло бы, если бы ты ехала в машине со скоростью света и включила фары?
И обняла Нану, не дав ей ответить на вопрос, на который и ответа-то нет.
Когда я вечером вернулся с работы, моя бабушка ждала меня в кухне. «Ох-ох», — подумал я, но, увидев меня, Нана протянула руки, чтобы меня обнять, и это меня очень удивило.
— Иди сюда, — сказала она.
Я уткнулся в ее плечо, как в детстве.
— Извини, Алекс. Я не имела права вот так бросать вас. Дурость на меня напала. Я сразу же стала скучать, едва села в такси к Абрахаму.
— Да нет, ты имела полное право… — начал я.
Но она перебила:
— Не спорь со мной, Алекс! Хоть разок помолчи, пока ты в выигрышном положении.
Я покорно замолчал.
В пятницу утром на той же неделе в пять минут десятого я стоял перед дверью приемной директора Рона Бернса в здании Эдгара Гувера, штаб-квартиры ФБР.
Тони Вудс, помощник директора, высунув свое круглое, обманчиво-ангельское личико, кивнул:
— Привет, Алекс, вот и ты. Давай заходи. Отлично ты сработал на Кентукки-авеню. Директор хочет поговорить с тобой об этом деле и еще кое о чем. Как я слыхал, Нед Маони уже поправляется.
Отлично сработал! Да меня там чуть не подстрелили! И Нед Маони получил пулю в шею. Он тоже мог погибнуть.