Время уже перевалило за полночь, и бал приближался к завершению. Гости стали постепенно разъезжаться, а Маша и Алексей решили пропустить один из танцев, чтобы перевести дух. Жених подвел ее к небольшому столу, уставленному напитками. Лакей подал им два бокала с шампанским, и они выпили его, весело болтая о чем-то. И тут Маша почувствовала чей-то тяжелый, недобрый взгляд. Она обернулась.

Митя стоял в десятке шагов от столика и, скрестив руки на груди, наблюдал за ними. Увидев, что его заметили, он презрительно скривился, тряхнул головой, словно освобождался от невидимой паутины, и, не сказав ни слова, удалился.

Алексей взял Машу за руку и тяжело вздохнул:

— Похоже, я потерял друга, Машенька! Вероятно, ему не по душе, что я сделал вам предложение, ничем другим объяснить его поведение я не могу. И он не просто дуется. Порой мне кажется, что он ненавидит меня, хотя даже не подозреваю, в чем моя вина. Я попробовал объясниться с ним, но он и слушать меня не хочет. Если мое предположение об его влюбленности в вас верно, то почему он не предпринимает каких-либо шагов, чтобы жениться на вас, а не на Алине?

Она — его невеста, он без ума от нее, тогда при чем тут вы и я?

— Алексей Федорович, прошу вас, не обращайте на него внимания. — Маша сердито нахмурилась. — У Мити поразительная способность портить всем настроение. Возможно, женитьба на его несравненной Алине избавит его от депрессии. А что касается его предполагаемой влюбленности в меня, поверьте, это чистейшей воды ерунда! Скорее всего он влюблен в самого себя, и даже Алина — лишь средство показать окружающим, насколько он хорош и любим всеми, и даже такой недоступной красавицей, как мадемуазель Недзельская.

— Машенька, — Алексей взял ее за руку, — я несказанно огорчен подобным поворотом событий. Никакие, даже самые тяжелые испытания не омрачали нашу дружбу, и я буду рад, если Митя одумается и поговорит со мной откровенно.

И если он первым не сделает этого, я вынужден буду обратиться к нему за разъяснениями, что является причиной его недовольства мной.

— Я думаю, это лишнее, — сказала Маша тихо, помолчала секунду и добавила:

— Сегодня все наши разговоры вертятся вокруг Мити, точно нам не о чем больше поговорить. Есть гораздо более интересные темы. Сегодня вы обещали рассказать мне о вашей сестре и старшем брате, и еще об имении, где живут ваши родители. Надеюсь, в будущем году мы сумеем побывать там?

Барон вздохнул и виновато посмотрел на нее:

— Маша, вы опять забыли, что следующее лето нам не удастся провести вместе. Возможно, не удастся, — тут же поправился он, — только в том случае, если меня назначат командиром нового исследовательского судна. В случае решения Морского министерства в мою пользу я уже в марте уйду в экспедицию и почти два года проведу в Охотском море, на Камчатке и вблизи берегов Сахалина…

— И вам не позволят взять меня с собой?

— Это было бы самым сильным моим желанием, но, к сожалению, «Рюрик» — военное судно, не приспособленное для пребывания женщин на его борту. Однако все это пока мои мечты, могут и не сбыться. Насколько я знаю, в Морском министерстве есть несколько кандидатур на должность командира корабля. И это офицеры с огромным военным опытом. Каждый из них не единожды бывал в дальних экспедициях и с честью выходил из сложнейших положений. Мое слабое место — молодость, и боюсь, она-то и станет камнем преткновения при обсуждении моей кандидатуры.

— Не знаю почему, но я чувствую, что именно вас назначат командиром этого корабля, Алексей Федорович. — Маша заглянула ему в глаза и ободряюще улыбнулась. — Я буду ждать вас из экспедиции и молиться за вас и ваш успех. Несомненно, вы прекрасно справитесь с заданием.

— Спасибо, дорогая. — Барон ласково пожал ее руку и, оглянувшись по сторонам, быстро поцеловал в щеку. Помолчал секунду и вдруг сказал:

— А знаете ли вы, что Митя был бесспорным кандидатом на место командира «Рюрика», чему он был несказанно рад? Но потом произошла эта встреча с Алиной на вечере у княгини Кареевой, и все изменилось. Он отказался от назначения, чем вызвал недовольство великого князя Константина Николаевича, потом проявил невиданную до сих пор настойчивость и добился, чтобы его направили в Гвардейский морской экипаж, опять же поближе к Алине… Никогда не думал, что женщина будет вить из него веревки, а смелый, преданный делу морской офицер превратится в тряпку, о которую вытирает ноги пусть и прелестная, по крайне спесивая и надменная барышня!

— Алексей Федорович, расскажите, как вы учились и Морском корпусе, — попросила Маши, чтобы только переключить его внимание на детские воспоминания, по быстро пожалела об этом: она совершенно упустила из виду, что именно тогда зародилась дружба Алексея и Мити. И разговор опять завертелся вокруг человека, о котором она хотела бы забыть навсегда, но как-то не получалось.

Алексей с упоением принялся рассказывать о годах учебы в корпусе, и Маша каялась, что затеяла этот разговор, но остановить жениха было уже неприлично, и она смирилась с печальной необходимостью ознакомиться с летописью подвигов князя Дмитрия Гагаринова.

— В свое время я был самым маленьким среди однокампанцев[3], и товарищи часто подшучивали надо мной. Особенно популярна у пас была шалость под названием «закусить и выпить». Весьма неприятный розыгрыш, особенно если тебя подвергают ему чуть ли не еженощно. Делалось это так к кому-нибудь из спящих подкрадывался юный пакостник и давал ему оплеуху, и когда жертва открывала глаза, ей прямо в лицо выливался ковш ледяной воды. Другая шутка называлась «спустить корабликом». Для этого подходили к спящему, один из озорников брал простыню за два конца у ног, другой с головы, и спавший внезапно оказывался на полу. Естественно, я чаще всех подвергался подобным экзекуциям, и моим злейшим врагом был граф Глазенап. Наконец мои вопли, очевидно, надоели Мите, он надрал уши Андрюше Глазенапу, и тот оставил меня в покое, зато с Митей мы стали близкими друзьями и, поверьте мне, Маша, никогда не ссорились. — Алексей пожал плечами. — До сих пор не пойму, какая муха его укусила? — Он мягко улыбнулся. — Митя научил меня не бояться высоты. И, когда мы отправлялись во время каникул в двухмесячное практическое плавание в пределах Маркизовой лужи[4], нас с ним всегда выбирали в марсовые[5].

И с гордостью могу сказать, что равных нам по проворству и силам никого не было. Еще бы, за годы учебы в Морском корпусе мы полностью освоились с его поистине спартанскими нравами, ведь, что греха таить, за шалости нам с Митей доставалось сполна. Но мы никогда не кричали под розгами, а таких в корпусе называли молодцами, чугунамн и стариками. Последнее звание было особенно почетным.