Пользуясь моментом, Костик тоже напился и сходил в туалет. А я все пил. Казалось, я мог пить бесконечно, но милиционер так не думал.

– Хватит уже, – сказал он. – Еще камеру обоссышь. Пошли.

Он подошел и закрыл кран. Пришлось разогнуться. Ладно, теперь поживем! Вода придала сил и уверенности. Подождем. Авось все уладится.

Мы просидели в камере еще немного, и дверь снова открылась.

– Выходи, – сказали мне. Костя проводил меня предупредительным взглядом: мол, спокойно, не выделывайся, и все будет в норме.

Меня привели в другой кабинет. Там сидел мужчина в белой рубашке и галстуке.

– Садись, – велел он.

Я сел.

– Итак, поговорим. Имеется рапорт. Оскорбления и попытка сопротивления сотруднику милиции при задержании…

Черт! Все как в кино! «Чего вы мне шьете, начальник?» – «Я? Шью?» Весело проводить аналогии, когда ты дома на диване…

– У меня есть парочка вопросов, касающихся одного вашего знакомого. Ответите – и можете идти, – сказал штатский. Лицо у него было жесткое, некабинетное. «Опер, – подумал я, – как в кино».

– Какого знакомого? – удивился я. Вроде с уголовниками дел не имею и не имел. Нет у меня таких знакомых.

– Панькова Станислава Федоровича.

– В первый раз слышу.

– Еще его называют Темный.

Ах, вот в чем дело! Они что, к Темному подбираются? А про меня, наверное, стуканул кто-то, кто видел, как я с ним в машину садился!

– Вас неоднократно видели вместе, – подтвердил мои предположения оперативник. – А на днях вы сели к нему в машину и куда-то уехали. Куда, не расскажете?

Я молчал. Выкладывать историю с мостом мне не хотелось. Я не боялся Темного – теперь не боялся, мало того, мне предоставляли отличнейший шанс отомстить за все! Но… Все-таки я сам прыгнул! Они меня не сбрасывали. Хотя… не прыгни я – наверное, скинули бы. А может быть, нет? Может, просто пугали? А я сейчас завербуюсь в стукачи. Оно мне надо?

– Темный торгует наркотиками, – сказал опер, внимательно разглядывая меня. – Я думаю, ты это знаешь. Мне кажется, ты парень неглупый, должен понимать: влипнешь вместе с ним – сядешь всерьез и надолго. Что у вас за дела, рассказывай.

Они подозревают, что я с Темным дурью торгую? Абсурд! Я даже усмехнулся. Но затем понял, что им это абсурдом не кажется. Какие могут быть с Темным дела? Только темные…

Я понял, что так просто они не отвяжутся. Опер мигом просек, что я – слабое звено. К быкам Темного не подступишься, а вот есть молодой, студент, недавно вовлеченный в преступный бизнес. Подловить и заставить сотрудничать – милое дело.

Но сотрудничать мне не хотелось. Отчасти из-за убежденности, что если стал доносчиком, то это навсегда. Потом не отвяжешься. Отчасти потому, что я был зол на милицию. Пить не давали – я чуть не загнулся, еще и били! Хотя душой я понимал, что такие, как Темный, должны в тюрьме сидеть, и опер не для себя, для людей старается, борется с наркоторговцами. И все же мне не хотелось ничего говорить. Я был уверен: все потом разрешится само собой. Я доверял новой интуиции.

– Видите ли… У меня нет с ним никаких дел. Я слышал, что он криминалом занимается, но только слышал. Я ничего не знаю.

– Нет никаких дел? А в его машину зачем садился? Просто так Темный никого к себе в машину не сажает, я-то уж знаю. Не юли со мной, очень не советую!

– Да, садился, – признал я. – У нас с ним личные дела. Никакого криминала.

Мой ответ опера не удовлетворил.

– Личные? Не знал, что Темный педик. Вроде бабами всегда интересовался.

Я молча проглотил насмешку.

– Не хочешь говорить? – жестко и даже злобно произнес он. – Думаешь: взяли без дури, и сможешь выкрутиться? Так это поправить можно.

– Вот. – Он выложил передо мной на стол крошечный пакетик с беловатым порошком. – Изъято у тебя во время задержания. Знаешь, сколько весит? Лет пять, если чистосердечно признаешься, а если нет…

Ну, это вовсе беспредел! Я все понимаю, сам ненавижу дилеров, видел, какими люди становятся после таких доз! Но сидеть за них не собираюсь!

– Ничего у меня не было! – твердо заявил я. – Я сроду дурью не торговал и ее не пробовал!

– А у меня и свидетели найдутся, – проникновенно произнес опер. – И отправишься ты отсюда не домой на мягкую постель с девочками, а на нары к уголовникам, которые из тебя девочку сделают! Понял? Твой дружок нам все про тебя рассказал и где надо подписал.

Опер махнул перед моим носом какой-то бумагой. Я остолбенел. Неужели Костик? Не может быть! Но сомнения оставались. Кто знает, что Костик делал, когда я был в отрубе? Может, действительно с ментами «сотрудничал»? Когда плохо, легче, если находишь виноватого. Даже если знаешь, что виноват сам.

– Повторяю вопрос: куда ты ездил с Темным? Где он берет товар, через кого распространяет, с кем работает?

– Да не знаю я!

Вот ведь, оперативник! Говорят, они насквозь людей видят. Значит, не видит, что я говорю искренне? Или не хочет видеть?

– Ну, ладно, некогда мне с тобой нянчиться. Ковалев! – крикнул опер, и в дверь протиснулся уже знакомый конвоир. – В камеру!

– Руки за спину, – ласково предложил милиционер. – Привыкай.

Я понял, что в камеру мне нельзя.

Сильный толчок обеими руками застал мента врасплох, и он неловко повалился на пол. Я побежал по коридору, совершенно не зная, куда бегу. Ведь я не помнил, как оказался в камере.

– Стоять! – заорали вслед, но я уже завернул за угол. Никого. Мелькнувший в дверном проеме автомобиль дал понять, что я на правильном пути. Повезло!

Я на скорости проскочил мимо стекляшки с сидевшим за окошком дежурным. Он привстал, запоздало среагировав на крик, но я уже был на улице.

Этот район я не знал, но было не до размышлений. Я припустил так, как не бегал никогда в жизни. Оглянувшись, я увидел погоню. Ковалев и опер. Я свернул в первый же переулок, раздумывая: не спрятаться ли в каком-нибудь дворе? Рискованно: двор может оказаться непроходным, и тогда меня вновь повяжут. И доказать, что я не верблюд, будет гораздо сложнее, если вообще возможно. На воре ведь и шапка горит!

Я снова оглянулся. Менты не отставали, хотя конвойному было непросто – с автоматом не разбегаешься. Второй, опер, был совсем близко. Хорошо бегает, гад! Впереди я увидел набережную. Казалось бы, безумие – бежать туда, на открытое пространство, но я отчего-то знал, что только там и спасусь. В ста метрах впереди возвышался Литейный мост, и я рванул к нему. Не разум, а инстинкт двигал мной, и я верил, что все делаю правильно.

– Стой! – задыхаясь, кричали вслед, и я услышал звук приближающейся сирены. Почти середина моста.

Я посмотрел вниз. Плескавшаяся внизу Нева как будто приблизилась. Вода звала меня. Я не чувствовал страха, напротив, это было спасение! И я прыгнул.