Not to notice That she’s hitching Up her skirt And while she’s Straightening her stockings Her hair Has gotten wet Oh, this rain It will continue Through the morning As I’m listening To the bells Of the cathedral I am thinking Of your voice… And of the midnight picnic Once upon a time Before the rain began… I finish up my coffee It’s time to catch the train. По-русски (в смысле – кириллицей) там все время звучит рефрен: ТЕТ-ТЕ-ТЕРЕ / ТЕТ-ТЕ-ТЕееРЕ / ТЕТ-ТЕ-ТЕееРЕ / ТЕТ-ТЕ-РЕеРЕее [etc.]

Вот сидит, всякий раз постоянно сидит частное тело, вотчинг что-то. Допустим, что эта песня про «Старбакс» по адресу: 200 West Madison Chicago, Il 60606, united states (312) 726-6620, между станциями надземки «Вашингтон» и «Куинси». Рядом там Willis Tower, бывший «Сирс», красивый, ровно в створе той улицы, которая отходит от станции «Куинси». Монолит уступами из черного стекла – практически кусок упорядоченного антрацита. Но это за углом, а человек сидит в «Старбаксе», в полуоборот к окну, где железная эстакада Лупа (Loop), по ней ездят поезда, а в другую сторону посмотреть – там все то, о чем бормочут в песенке (When I’m feeling Someone watching me And so I raise my head There’s a woman On the outside Looking inside Does she see me? No she does not Really see me Cause she sees Her own reflection), ну а я сижу в столовой на Мясницкой возле Лубянки, на втором этаже – вижу тоже мало что: слева – магазин «Фарфор», за ним «Библио-Глобус», прямо – унылый дом с магазином «Подарки», что ли, где проход в сторону классической Лубянки, а направо – некий особняк, сине-голубой. Черт знает чей, их тут полно, особняков. Разницы нет, сидят и смотрят, не цепляясь ни за что, человек у окна – хоть в Москве, хоть в Чикаго, и если они это видят, то сами уже и в стороне, то есть оба еще и в каком-то, одинаковом месте, а там непременно сидят и смотрят такие же, как они, еще на что-то. Ах, весной небольшие синие цветочки так внезапно распространятся повсюду на поверхностях – одновременно, повсюду. Это какая-то их субстанция опять накрывает собой все, она тут повсюду всегда, но только иногда ее можно увидеть: «Тет-те-тере/тет-те-тееере» действует так же, хотя всякий раз увидишь что-то другое. Сидя тут, неподалеку от Лубянки, думаешь: интересно, есть ли списки тех, кого нет в списках, и могут ли быть списки тех, кто смотрит вот так в окна.

Собственно, чего тут вообще привязалось коллективное тело? Ну да, если привязалось, то что поделаешь, но не представлять же его конкретно визуально, хотя в чем сложность, оно же тут и ходит по улицам. Состоит из каких-то общих штук, как схема метро: элементов не так и много, связи незамысловатые, ведь, чтобы скрепить как можно больше всего в одно, соединители должны быть простыми. Если снять с коллективного тела его единую кожу, соскабливая слоями, то там пойдут – как под обычной травой на полметра внутрь – какие-то корни, перепутанные, все соединяется уже невесть как: какие-то белесые, где слабые, где жесткие связи, между этим копошатся всякие медведки и черви, и любой импульс вскоре дойдет до всех. Как вообще соглашаются на коллективное тело? Всегда делают это неосознанно, или же там есть момент расчета на то, что можно будет ограничиться отдельными связями между чем-то и чем-то? Чтобы уж не совсем, а вдруг, для пребывания в этом теле хватит половины или трети этих связей? Или, уж если возникла хоть одна связь, так сразу проявятся и все остальные? Вот столовая, телевизоры, раздача знакомых картинок со словами, жужжит вентилятор, командированные своими островками как бы отдельно, только все это сделано и из них тоже.

Наверное, где-то там, у себя внутри, можно себя от этого отделить, но общее-единое заполняет собой все пространство, внутри какого-то панциря сцепляясь, как платформа Яуза – платформа Лось рельсами. Как понять, что такое для них это тело? Оно большое и какое-то не слишком-то приятное со стороны, а внутри им и ничего – это же их тело. Ну так устроено, выкручиваются же как-то. Сбоями психики, допустим, радуясь девиациям или их себе и организуя.

При чем тут синие цветочки, которые повсюду неделю-две, зато они такие мягкие и гибкие, что их ни одна машинка не сострижет, они же не в этом городе. Это ровно другая история: там они все из чего-то одного, а тут разные в едином общем. Все это было наблюдением за наблюдающим за коллективным телом, и в итоге небольшие цветочки теперь синие на неделю-две повсюду, как раз именно сейчас, а я здесь, что ли? Вот так психика и сочинена: тет-те-тере, тет-те-тее, платформа Лось, платформа Яуза.

2. Раскладная церковь для Пяти углов

Тут Петербург, Владимирская, возле метро. Пил кофе – было рано, только что приехал из Москвы. 11 июня, белые ночи, но не специально, а так вышло, это только повлияло на отсутствие мест в привычных отелях, нашел на Загородном. Пока хожу до заселения в гостиницу, впрочем, кофе пил и просто так, спешить мне некуда, вещей мало. Дел тоже нет, практически свободен четыре дня. Владимирская или уже Загородный, кофейня в новоделе торгового центра напротив церкви, сбоку там пустырь, отчужденный забором. Белые автобусы-маршрутки, надпись «Проезд стоя разрешен» – это типа пруфлинк, что тут Санкт-Петербург и утро, ведь днем, если не с поезда, на это не обратишь внимания. Солнце, погода хорошая, дел нет. Надо бы это как-то использовать, вот что. И – то ли церковь тому причиной, то ли скопление различного мягко-иррационального именно в этих окрестностях (на Кузнечном, например, продавали мотыля, густо-бордового; в Музее Арктики, говорили, есть папанинская палатка (приятели в ней водку пили), а о Пушкинской, 10 уже и говорить не стану), – но в голове в очередной раз возникла одна мюнхенская кирха, уже в каком-то расширенном и расширяющемся варианте.

Кирха возле громадной поляны, на которой всегда Октоберфест. В марте 2015-го на ее калитке висел анонс дискуссии Du sollst dir kein Bild machen von der Ordnung der Welt («Ты не должен иметь четкого образа (точной картины) мирового порядка», «Ты не должен рисовать себе картину мира», примерно: не строй себе системы). Вот так, уже и в церквях пишут, что теперь все иначе и не может быть никаких структур: старые увяли, а новые не сделать. И это же они практически и о себе,