— Ты хочешь серебра?! — пробормотал генуэзец, отползая от Риза дальше по скользким мосткам. — Сколько?! Только скажи!

— Я хочу, чтобы твои кости сгнили внутри твоего мешка с мясом, собачья гниль, — мрачно сказал ему Риз и смачно пнул генуэзца под ребра. — Сегодня меня послали только предупредить тебя. Тот, кому я служу, не хочет, чтобы я убивал без нужды. Но про то, чтобы я не отрезал твой поганый язык, он ничего не говорил…

— Нет! Нет! — в ужасе завопил торговец и принялся что-то говорить о серебре, припасенном у него в каюте на корабле, а может быть, почтенный рыцарь хочет золото? У него есть и золото, он торгует с арабами…

— Твои деньги мне не нужны, — прорычал Риз. — Но знай, что с тем сборщиком налогов тебе дел больше не вести. И если ты еще хоть раз приплывешь в Лондон — пеняй на себя.

— Мамма миа… — голос торговца вновь переменилось. — Черный человек! Меня же предупреждали…

Риз сплюнул на подлеца, развернулся и пошел прочь с пустого причала.

Ему не нравилось, что в городе его прозвали «Черным человеком» — точнее, не его, а, надо думать, его и Фаско. Тосканец иногда помогал Ризу в делах и оказался умеренно полезен, если не считать его надоедливой болтовни и отвратительного знания языков. Но Грач доверял Фаско, а Риз последнее время стал готов доверять тем, кому доверяет Грач. До определенного предела.

Так вот, Риз одевался в черное, иногда пользовался маской и накидывал капюшон, чтобы поменьше народу знали его в лицо. «Черный капюшон», «черная маска», «черный плащ» — так его и называли, пока кто-то гениально не додумался объединить это все в одно не слишком изобретательное «черный человек» (или еще иногда «черный ублюдок»).

Фаско встретил его у входа в порт.

— Что-то ты долго, сэр Джон, — сказал он, произнося «сэр» так, будто это был не титул, а какое-то забавное прозвище. На его лице вопреки обыкновению читалась нешуточная тревога.

— Что случилось? — насторожился Джон.

— Мальчик прибегал с запиской. Нужно срочно возвращаться. Милорду, похоже, плохо.

— Он так написал?

— Он не напишет. Но почерк ходит ходуном, сам посмотри.

Фаско показал Джону клочок бумаги.

И правда: обычно Грач писал четко, точно монах-каллиграф, который переписывает Библию в подарок знатному сеньору. А тут несколько слов было нацарапано словно рукой пьяного переписчика в заледенелой келье.

Риз уже знал: это видение. Причем, судя по всему, плохое видение. Последний месяц (а он работал на Грача всего полгода) такие видения становились все чаще и чаще.

А еще он иногда слышал, как Грач кричит по ночам.

* * *

Все трое слуг в городском доме Грача были взволнованы и встретили Риза и Фаско, словно желанных избавителей. Грач оказался в своем кабинете: дрожа, сидел, закутавшись в сарацинский халат, в деревянном кресле, поставив ноги в тазик с теплой водой, на лбу у него лежала влажная повязка.

— Ну что, как обычно, милорд? — ворчливо спросил Фаско, на правах старого помощника подходя к Грачу и щупая ему лоб под повязкой. — Когда вы научитесь беречься?

Риз замер в нескольких шагах перед массивным дубовым столом, заваленным свитками пергамента и листами бумаги. У него чесались руки тоже подойти, что-то сделать — хотя, если говорить разумно, он понимал, что в этой ситуации совершенно беспомощен.

Он не помнил, когда стал замечать, что видения физически изматывают Грача. Еще меньше того — когда ему стало по-настоящему мучительно смотреть на эти страдания. Но вот, стало.

Грач распахнул мутные, серовато-голубые глаза, болезненно сощурился на Риза.

— Нельзя… терять ни мгновения, — проговорил он отчетливо. — Видение такой силы означает только одно — погибнет не один человек и даже не два. Множество.

— А ты это знаешь на опыте, Грач? — спросил Риз нарочито небрежно.

— Да, — ответил Грач таким тоном, что охота спрашивать дальше отпала сама собой.

Но Риза даже в семнадцать лет нельзя было запугать таким тоном.

— При каких обстоятельствах? — спросил он. — Сэр Гарольд, если вы хотите помочь, я должен знать…

— Я расскажу… по дороге, — пробормотал Грач. — Пока же нам нужно срочно ехать в Уорик!

— В Уорик? — Риз изрядно удивился. Никогда еще Грачу не приходили видения за пределами Лондона и ближайших окрестностей. — А что там?

— Бугурт[19], - ответил Грач, болезненно морщась. — Большой.

— Бугурты — это там, где толпы вооруженных чем попало пьяненьких рыцарей, оруженосцев и наемников прут друг на друга что есть мочи, а все это выдается за совершенствование воинских навыков? — спросил Фаско с отвращением. — Я думал, они во владениях Генриха запрещены.

— То, что они запрещены, не значит, что они не проводятся, — хмыкнул Риз. — Ну что ж, кажется, мне придется заняться самосовершенствованием.

— Да, чувствую, вы этому рады, сэр Джон, — кисло проговорил Грач. — Ну что ж — а мне придется на время надеть монашескую рясу. Вам понадобится помощь на месте.

Риз ничего не ответил. По идее, надо было выразить недовольство: Грача придется прикрывать в случае какой-нибудь заварушки, лучше бы он не ехал. Но почему-то Риз обрадовался. Гарольд редко видит его в деле. Может быть, Ризу представится шанс по-настоящему показать себя, и тогда Грач поймет…

Что должен был понять Грач, Риз не дал себе додумать.

* * *

Они отправились в путь под видом небогатых дворян. Ризу казалось, что Грачу с его хромой ногой и кривой спиной больше пристало ездить в повозке, но тот отказался наотрез и взял мула, как то полагалось по его «монашескому» статусу.

— В повозке по этим дорогам меня растрясет только сильнее, сэр Джон, — сказал он. — Увы, со времен римлян мы растеряли строительные навыки. И не надо делать из меня немощного старца.

Ризу почти захотелось извиниться, но он сдержал себя. С Грачом часто так получалось: пытаешься помочь или поддержать, а выходит, что сказал глупость.

Они выехали перед рассветом, ведя запасных лошадей в поводу. Грач хотел ехать рысью и запасных лошадей не брать — мол, так они все равно успеют в Уорик засветло — но Джон настоял. Неизвестно, что ждет их в Уорике. Неизвестно, какова будет дорога. Если Грача посетило такое страшное видение, ожидать можно всякого. Пусть с запасными лошадьми ехать они будут чуть медленнее, зато так надежнее. В самом крайнем случае их всегда можно бросить — Грач не обеднеет.

— Бросить лошадей?! — возмутился на это Фаско. — Как ты выживал там в своих походах! Да я скорее тебя брошу, чем Быстрого или Ласточку!

Риз пожал плечами. Когда-то он тоже привязывался к лошадям. И Уголек, которого он