— Что мне делать, господин? — сделал еще попытку поговорить с богом Шеньшун. — Мне ждать еще или попытаться остановить полет?

Повелитель молчал. Наур, не зная его планов, менять что-либо по своей воле не решался. А дышать между тем становилось все труднее. Шеньшун понял, что еще немного, и он, страж богов, созданный таким, что его почти невозможно убить, начнет задыхаться. В висках стучало, голова наливалась тяжестью, легкие горели от ледяного воздуха. Но в своих попытках хоть как-то продышаться Шеньшун перестал замечать холод.

Вдруг послышался слабый хлопок, словно кто-то над головой задумчиво ударил ладонью о ладонь. Нуар вскинул глаза и понял, что шаров осталось всего четыре. В его разуме еще не успел всплыть вопрос о том, куда делся один из распухших листьев летучего растения, как еще один шар вдруг разлетелся в зеленые светящиеся и одновременно искристые обрывки.

«Лопаются…» — устало догадался полуокоченевший, полузадохнувшийся страж.

В его теле образовалась странная щекочущая легкость. Приятная и слабо что-то напоминающая. И вскоре он понял, что. По лицу, трепля короткие волосы, заскользил быстрый ветер, болезненно царапая обожжено-обмороженную кожу. Ветер дул снизу вверх. То есть — лилия падала. Причем все быстрее и быстрее.

Шеньшун заметил, как слабоизогнутый корешок, в котором они укрывались, под встречным напором пытается отклониться в сторону, поддергивая длинную тонкую крылатку, но раз за разом опадая обратно вниз. Причем с каждым разом взмахи становились все шире и шире, а рывки крыла — жестче.

Не требовалось много ума, чтобы догадаться, отчего гигантское кленовое семя никак не может начать вращение и перейти в медленный плавный спуск: три уцелевших шара продолжали тянуть край крылатки вверх, удерживая в вертикальном положении. Их подъемной силы не хватало, чтобы остановить падение, но вот помочь путникам разбиться они могли запросто.

Нуар вскинул руку, приказывая стеблям истончиться у комля, — но лилия никак не отозвалась на его волю. Похоже, от холода она уснула так же крепко, как и Повелитель Драконов.

Ветер крепчал, красноречиво доказывая, что падение ускоряется все больше. Стебли напряглись, словно нити паутины, и мелко дрожали от натуги, шары под напором вытянулись в капли — но отрываться упрямо не хотели.

Шеньшуну оставалось только одно. Он нащупал рукоять меча, сдвинул оружие на спину и полез наружу, хватаясь негнущимися пальцами за тонкие корневые лохмотья, что местами торчали из клубня. Нуар не очень надеялся на успех — он был обязан хотя бы попытаться спасти повелителя от неминуемой гибели.

И тут нежданным помощником оказался ветер, который, набросившись стремительным вихрем, сперва подергал из стороны в сторону одежду, а потом принялся мягко, но настойчиво подталкивать нуара вверх. Перебравшись с его помощью на макушку корневища, Шеньшун пробил пальцами тонкую перепонку между твердыми прожилками каркаса крылатки — и сразу ощутил себя увереннее. Теперь ему было за что держаться. Так, делая окошко за окошком и крепко хватаясь за одревесневшие ребра лилии, он добрался до ближнего стебля, выхватил меч и перерубил его одним сильным ударом.

Растение резко просело вниз, ветер ощутимо подтолкнул стража выше. Шеньшун быстро продвинулся на пять шагов и рубанул комель второго стебля. Последовал новый рывок, на этот раз не просто к далекой земле, но еще и в сторону. Нуар от неожиданности едва не слетел со своего места и как мог крепче вцепился в прочные узловатые прожилки.

Лилия легла почти набок и сделала медленный поворот вокруг клубня. Потом второй, третий, четвертый, утягивая последний из шаров за собой. Тот, будучи заметно больше клубня, крутиться так же быстро не успевал, и стебель его стремительно превращался в жгут.

«Сейчас раскрутит в обратную сторону», — понял страж.

Но случилось другое. Стебель лопнул где-то посередине, надутый газом лист мгновенно исчез в вышине, а корень, увлекаемый изогнутым крылом, принялся раскручиваться и вовсе с дикой скоростью. Падение замедлилось — но на Шеньшуна внезапно обрушилась немыслимая тяжесть, перевернувшая его через голову и потянувшая не вниз, а вбок от клубня, пытаясь сорвать нуара с крыла и отшвырнуть в сторону. Да так яростно, словно его вес увеличился сразу раз в пять.

Шеньшун сжал пальцы что было сил, безуспешно нащупывая ногами опору и пытаясь спасти лицо от ветра, ставшего вдруг жестким и хлестким, как розга Хоттаку. Семечко крутилось, с низким воем опускаясь с невероятных небес, но куда оно летело, на какой высоте находилось — нуар даже примерно не представлял. Глаза слезились, лицо горело, руки гудели от натуги, мир вращался вокруг с такой скоростью, что небо, земля и облака сливались в единое бурое месиво. Это длилось целую вечность, долгие годы, много-много жизней — так показалось юному стражу. А потом внезапно произошел рывок, сделавший его тяжелее сразу в сотни раз. С оглушительным треском нуар оторвался от крыла и полетел…

Она тщательно облизала ложку, с надеждой заглянула в миску, но та уже была вычищена до блеска:

— Да, так вправду удобнее, Сахун, — тяжело вздохнула Волерика. — Хотя просто ртом быстрее.

— Быстрее, — согласился кормитель. — Но только нос и подбородок постоянно грязные.

Порученная его вниманию женщина постоянно поражала юношу. Она с рождения умела разговаривать, она знала, кто такие боги и кому принадлежит она и весь удел, знала, что ей запрещена близость со смертными и нуарами, что покидать пределы гнездовья очень опасно и что даже в нем следует держаться подальше от глупых ящеров, не понимающих разницы между домашними и дикими существами. Что богам нужно безусловно подчиняться, а к любым двуногим можно обращаться с просьбами. И то же время она не знала, что такое ложка, откуда берется еда и вода, не имела понятия о зиме и лете, о ветре и дожде.

— Теперь мы пойдем гулять? — спросила она юношу.

— Да, пойдем, — согласился Сахун.

Страж богов особо предупредил слугу, что предсказательницу нужно почаще выводить на воздух и обращать ее внимание на небо и облака, на порывы ветра, что обязательно следует показать ей дождь, как только тот начнется, и если уж особо повезет — то и грозу. Повелитель Драконов считал, что восьмая должна сама получить и усвоить эти знания, чтобы те уложились в сознании женщины согласно с особенностями ее уникального ума. Если вложить в нее все это сразу при рождении — она станет воспринимать погоду так же, как и прочие рабы. И отвечать станет так же, как и все прочие.

— Ты мне покажешь, откуда берется вода? — совсем как ребенок, обрадовалась Волерика.

— Покажу, — кивнул Сахун и протянул ей руку: — Пойдем…

До ручья от шатра было шагов сто, не более. Ведя воспитанницу за руку, слуга, как и было велено, водил ладонью, указывая то на небо, то по сторонам:

— Помнишь, какой вчера дул ветер? А сегодня все тихо, ничто ни колыхнется. Мы бы уже измучились от зноя, если бы не облака. Плывут куда-то и плывут, плывут и плывут. Наверное, там, наверху, у них дует. А здесь нет. Совсем. Вчера облаков почти не было. Наверное, погода меняется. К дождю.